значит, счастливым, и, кроме того, здесь была Варвара Юрьевна – женщина потрясающей души и силы.

За розами порцелана он собрался где-то через месяц, в самый разгар африканской зимы, когда властвуют касимбо – густые туманы, плотным колпаком накрывающие бетон взлетной полосы. По утрам самолеты взлетали как в молоке, и лишь к полудню ветер с моря слегка расчищал видимость от нулевой до удовлетворительной.

Лететь предстояло в городок Уиже в Институт кофе, на северо-западе Анголы. Ладынин прикинул, что за сутки успеет обернуться туда и обратно, с тем чтобы на следующий день преподнести Варваре свежий букет. Ради оправдания он выдумал для себя инспекцию аэродрома.

«Главное – аэродром в Уиже, а личное уже потом», – сердито уламывал он сам себя, боясь нарушить равновесие одиночества, осевшее в душе давно и прочно.

Полтора часа лету до цели Ладынин крепко проспал и, когда выгрузился на взлетную полосу, чувствовал себя если не отдохнувшим, то вполне пригодным к дальнейшей жизни.

За годы войны окраины Уиже – города на северо-западе Анголы – превратились в огромные помойки, смердящие гнилью и падалью. Истекая из куч мусора, липкий смрад щипал глаза, заставляя беспрестанно моргать и чихать. По обеим сторонам дороги стояли пустые коробки одноэтажных вилл с пустыми проемами разбитых окон. Двери в домах тоже отсутствовали, и с дороги насквозь проглядывались закопченные стены в мокрых разводах пятен от плесени.

Водопровод не работает, фасады единичных уцелевших зданий обшарпаны, кое-где по штукатурке тянутся следы от пуль.

– И как только здесь живет население, а, товарищ полковник? – сказал Ладынину шофер Петя, резко выворачивая баранку вправо. Уазик тряхнуло, и, пролетев колесом мимо одной ямы, он прочно сел брюхом в глубокую лужу зеленоватой жижи.

– Товарищ полковник, я не нарочно, – с виноватым видом заныл Петя, – кто же знал, что здесь так глубоко.

Угадывая, что последует за остановкой, Ладынин глянул на него с бешенством:

– Сейчас тебе небо с овчинку покажется!

Кажущийся безлюдным поселок вдруг ожил. Со всех сторон к машине бежали дети. Сверкая на солнце гладкими темными животами, они толкались, подпрыгивали и кричали, кричали, кричали, заполняя собой все пространство улицы. Негритят было так много, что шофер Петя замер в ступоре. Он служил в Африке недавно и еще не проникся местными реалиями.

Резким движением Ладынин выпихнул Петю из машины и пересел за руль, чувствуя, как боль кулаком саданула в сломанный позвоночник:

– Давай толкай, если хочешь унести ноги!

Стоя по колено в густой субстанции непонятного оттенка, Петя навалился на задок кузова. В боковое зеркало Ладынину было видно его побагровевшее лицо, к которому тут же прибавилась черномазая рожица с тугими косичками по всей голове. Потом другая, третья. Окружившие машину дети рвали гимнастерку на Петиной спине, залезали в карманы брюк и расстегивали ремень.

– Амиго, амиго! Чопи! Чопи!

«Друг, дай еды» – эта фраза преследовала белых по всей Анголе, куда бы ни ступала их нога. Как-то местный царек в разговоре с Ладыниным высказал мысль, что белые столько веков угнетали Анголу, что пусть теперь кормят. Возможно, эта мысль крепко засела в головах местного населения, и «чопи-чопи» стало чем-то вроде приветствия, невыполнение которого было чревато полным разором имущества и порванной одеждой.

Прямо перед глазами Ладынина на лобовом стекле лежал карапуз лет пяти и с видимым удовольствием колотил в стекло голыми пятками. Слава Богу, стекло было закаленное, пуленепробиваемое. Поняв, что проникнуть в машину не получится, малыш неторопливо сполз и принялся весело забрасывать машину пригоршнями грязи.

Все это напоминало Ладынину прочитанную в детстве книжку «Гулливер в стране лилипутов», и ему было бы смешно, если бы не было так грустно.

С натугой, чихая и захлебываясь, машина двинулась с места, оставляя позади себя орущую голопузую толпу ребят.

Ладынин искоса глянул на Петину физиономию, хранившую следы потрясения.

– Привыкай, товарищ солдат, здесь тебе не Рязанщина.

Петя удивленно заморгал белесыми ресницами:

– А вы откуда знаете, что я из Рязани, товарищ полковник?

– Да ниоткуда, так, наугад сказал.

Ладынин поерзал на сиденье, пытаясь поудобнее пристроить больную спину. Петя посигналил женщине с ведром на голове, которая шла посреди дороги. Она проводила их долгим взглядом, и Ладынину показалась, что ее губы шевельнулись в извечном «чопи-чопи».

* * *

В Институт кофе приехали грязные и усталые.

Увидев перепачканные в грязи брюки Пети, директор – сеньор Эрнандо – понимающе улыбнулся и повернулся к пожилому ангольцу в тростниковой шляпе:

– Марио, проводи, пожалуйста, сеньора помыться, а мы с господином… – он вопросительно поднял брови.

– Ладынин, – представился Ладынин.

– …с господином Ладыниным побеседуем и выпьем кофе.

Сеньор Эрнандо был невысоким, коренастым и быстрым в движениях португальцем, как он сам сообщил – потомком злодеев-колонизаторов, построивших в Анголе две фабрики по переработке кофе и три школы.

Энергичным шагом он шел впереди Ладынина, показывая ухоженные насаждения кустиков кофе с надписанными табличками.

– Там у нас цветы, – взмах руки сеньора Эрнандо направил взгляд на колышущееся озерцо разноцветных мазков, которые трепетали под порывами ветра. Красные, фиолетовые, синие и желтые – казалось, что здесь были собраны все цвета Африки, начиная от знойной пустыни и заканчивая зелено-синей саванной в период дождя.

– Красиво, – сказал Ладынин, – наверное, ваше хозяйство требует много заботы?

– И не говорите, – сеньор Эрнандо закатил глаза к небу, – особенно сейчас, в условиях войны. Одна Святая Дева знает, сколько пота и крови я пролил, чтобы не дать все это разграбить!

Ладынин понимающе кивнул:

– Вы вполне достойны награды.

– Сеньор Ладынин, о чем вы говорите! – сеньор Эрнандо крестообразно сложил руки на груди, изображая мученика. – Моя работа – самая большая награда для меня. Я утопист и все еще надеюсь увидеть Анголу богатой и процветающей.

Чисто выметенные дорожки привели к особнячку в колониальном стиле с круглым палаццо в окружении манговых деревьев. Под аккомпанемент ветра плоды манго раскачивались на длинных тонких жгутиках подобно елочным игрушкам. На пятачке, вымощенном розоватой плиткой, стоял круглый мраморный стол на чугунных ножках и несколько стульев с ажурными спинками.

– Прошу, присаживайтесь, – пригласил сеньор Эрнандо, первым опускаясь на один из стульев.

Ладынин сел.

Как по мановению волшебной палочки, стеклянная дверь особняка распахнулась и у порога возникла женщина с подносом, на котором стояли три чашки кофе. Она была одета в сиреневое платье с открытыми плечами, а на ногах – остроносые босоножки, изящно застегнутые на щиколотке. Длинные черные волосы, зачесанные назад, гладко обрамляли красивое лицо с безупречной кожей, подчеркивая яркость лучистых глаз и нежность розовых губ.

Сеньор Эрнандо посмотрел на нее с обожанием:

– Рекомендую, мой секретарь Сильвия Мондега.

Ладынин удивился, откуда она