– Мне позвонил охранник от входа. У нас великолепно налажена связь, чтобы в случае опасности успеть эвакуироваться, – поставив на столик крошечную кофейную чашку со стаканом холодной воды, она присела на стул рядом. – Прошу, угощайтесь, кофе у нас один из лучших в мире.

Оценив изысканный вкус крепчайшего кофе, Ладынин отхлебнул ледяной воды и оглянулся на сеньора Эрнандо:

– Сеньор Эрнандо, я знаю, что вы не торговец цветами, но все же хочу попросить у вас несколько фарфоровых роз.

Сеньор Эрнандо улыбнулся, а Сильвия прищелкнула пальцами, с лукавинкой воскликнув:

– О, я уже начинаю завидовать даме, ради которой благородный идальго способен на подвиг!

– Барбара действительно необыкновенная женщина, – после паузы сказал Ладынин, сам не зная зачем. Просто было приятно почувствовать на губах ее имя.

Хотя он назвал Варвару на европейский лад, сеньор Эрнандо живо переспросил:

– Если не ошибаюсь, речь идет о Русской Варе? Мы много о ней наслышаны.

– Вы очень проницательны, сеньор Эрнандо.

За спиной Ладынин услышал шелест листвы и молниеносно напрягся, повинуясь инстинкту держать палец на спусковом крючке. Много раз это спасало его жизнь.

– Я знаю Русскую Варю, – с тяпкой в руках к кромке патио выступил юноша, худой до такой степени, что ребра выпирали наружу стиральной доской. Он вопросительно взглянул на сеньора Эрнандо: – Сеньор Эрнандо, позвольте, я сам схожу за розами.

– Мы вместе выберем их для прекрасной сеньоры, – горячо отозвался сеньор Эрнандо, которому, как видно, не сиделось на месте. Легко вскочив на ноги, он исчез среди кустов с быстротой гепарда.

Сильвия рассмеялась:

– Сеньор Эрнандо очень ревностно относится к своим цветам и не доверяет их срезку даже лучшим садовникам, – ее тонкие пальчики пробежались по крышке стола, выбив беглую дробь. Она перевернула чашку кофе и пристально посмотрела на стекающую кофейную гущу. – Хотите, я вам погадаю?

– Погадать? Ах да, на кофейной гуще, – сказал Ладынин, смутно припоминая странную забаву экзальтированных дамочек.

Стрельчатые брови Сильвии напряженно сошлись у переносицы, а голос приобрел загадочность:

– Я вижу горы и море, – мягким движением кисти она взболтала содержимое, – и женский профиль. Ваша сеньора очень красивая, и это не Русская Варя. С Барбарой я встречалась однажды, когда она приходила сюда просить денег, – на лице Сильвии отразилась досада, – но в Институте кофе нет лишних средств, мы и так с трудом держимся на плаву.

Ее улыбка из милой стала неприятной, застыв на губах липкой карамелью.

– Сеньоре Барбаре деньги нужны для беженцев, а не для себя, – едва сдерживая раздражение, сказал Ладынин.

– Безусловно, я понимаю, она заботится о несчастных, – Сильвия поправила локон на плече. – Но она забыла, что является женщиной. Когда Русская Варя появилась на пороге кабинета сеньора Эрнандо, я приняла ее за шофера грузовика. Оборванная одежда, красные руки, а ботинки, – глаза Сильвии отобразили ужас, – вы бы видели эти ботинки!

– Я видел сеньору Барбару вместе с ботинками, – холодно сказал Ладынин, поднимаясь, чтобы уйти, – и нахожу ее самой красивой женщиной на свете.

Сильвия осталась сидеть в кресле, яркая, как тропическая бабочка, и такая же однодневная. Ладынин почувствовал к ней что-то наподобие жалости. Что ей останется после увядшей красоты? Разве что пачка фотографий.

– Ваши розы, сеньор Ладынин.

Огромный букет дивных цветов едва умещался в руках сеньора Эрнандо.

Ладынин осторожно прикоснулся к длинным стеблям, еще хранящих тепло земли.

– Сколько денег я вам должен?

– Нет, нет, нет, – отталкивающим жестом сеньор Эрнандо раскрыл ладони, – для Русской Вари в Анголе должно быть все бесплатно.

* * *

Письмо от брата Варвара прочитала три раза.

Тонкая бумага оказалась способной удержать аромат Франции, состоящий из запаха свежего кофе, утренних круассанов и розовых кустов у порога родительского дома.

Боже, как упоительно пахли розы после заката, когда с Сены тянуло свежим ветром!

Сейчас она сидела на нарах в своей палатке и задыхалась от влажной духоты сезона дождей. Несмотря на раннее утро, за брезентовым пологом билась жизнь лагеря беженцев. Кричали дети, спорили женщины, и с чахоточным кашлем рокотал движок электрического генератора.

В москитную сетку билась запоздалая ночная бабочка.

«Поздравляю, дорогая Варенька, – писал Игнат, – ты стала тетей весьма увесистого мальчика с луженой глоткой и нахальными глазенками.

Машенька, слава Богу, здорова, шлет тебе приветы и поцелуи, а я, в свою очередь, перевожу на твой банковский счет десять тысяч долларов. Мама и папа уехали в Ниццу – мне, наконец, удалось уговорить их дать себе отдых. Они взяли с собой твое фото, и мама тихонько шепнула мне, что на ночь папа переставляет его с комода на свою тумбочку.

Молимся за тебя, милая, и мечтаем о встрече.

Игнатий, Мария и крошка Филипп».

Гася слезы, Варвара прижала пальцы к глазам, но все равно ощутила на губах соль. Каждый раз, получая письмо из дому, она боялась прочитать, что мама или папа ушли навсегда. Сердце саднило от мысли, что в ее отсутствие состарились родители, вырос и женился брат, родился племянник. В отрыве от мира, Африка существовала словно в другом измерении, где шкала прибора навсегда остановилась на отметке «война».

«Ты слышишь, дедушка Игнат? – сказала она шепотом в темноту. – У нас теперь есть маленький Филиппок, твой правнук. Надеюсь, он станет достойным твоей памяти. Ты только немного помоги ему, дедушка, это ведь так трудно – вырасти настоящим человеком».

Убрав письмо в конверт, Варвара попыталась представить себе голубоглазого бутуза со светлыми волосенками, но не смогла, потому что перед глазами возникала темная рожица того Филиппа, который третьего дня подорвался на мине-ловушке. Варвара несколько километров несла его на закорках до городского лазарета, а потом умоляла врача не отрезать ему ногу. Сегодня пришла весточка, что Филипп будет жить и не останется калекой.

Варвара не заметила, как заснула, неудобно поджав под себя ноги в тяжелых ботинках, и проснулась лишь от громкого крика:

– Барбара!

Голос Йонатана прорвался в палатку, на миг опередив его самого. Он загородил проход своей массивной фигурой и сделал страшные глаза.

– Барбара, к нам гости!

Многозначительная интонация Йонатана указывала на нечто экстраординарное.

Этого еще не хватало! Варвара растерла руками колени, к утру набиравшиеся отеками.

– Кто там?

Чтобы войти в палатку, требовалось нагнуть голову, поэтому Варвара сначала увидела каштановый начес на голове, и только потом разглядела лицо с жестким орлиным носом над тонкой полосой губ карминового цвета. Вошедшая дама царственно выпрямилась под тусклым светом единственной лампочки. Она была одета в строгий брючный костюм с огромной брошью в виде золотого паука на отвороте блузки.

– Добрый день, мадам Барбара! Я Мадлен