— Вот и всё. Обычный гинекологический осмотр, — сказала я Одеду. — Если хочешь знать, девственницей я не была. Интересно, а если бы была, он бы заметил? Неважно. Люди платили и платят более высокую цену в борьбе за правду. А я — что я такого совершила? Подумаешь, осмотр. Каждая женщина через это проходит. Просто в моем случае это был первый в жизни осмотр.

Если бы у меня были какие-то четкие ожидания относительно реакции моего мужа, я бы сказала, что он их все оправдал.

Он не спросил: «Но всё-таки, почему?». Он вообще меня не расспрашивал, не пытался ласкать или утешать ребенка, которым я была тогда, с высоты настоящего.

— Плохая история, — сказал он, когда я закончила. — Очень плохая, но я рад, что ты мне рассказала.

Он пошел варить кофе, и когда принес мне чашку, заговорил о «тренированных и опытных бойцах», которые впадали в ступор. Он упомянул дело с участием одного из его командиров, и другое с участием известного адвоката, внезапно онемевшего в суде.

Мне необходимо было слышать его голос, и он дал мне свой голос. Мы лежали бок о бок, а он говорил со мной о том и о сём: о новом романе Нимрода — это настоящая любовь или просто результат одиночества? Об отце, который постоянно говорит о своем намерении свернуть деятельность в офисе, а на деле, в полном противоречии с его заявлениями, начал вмешиваться в дела сына так, как никогда раньше; и снова о своей давней мечте преподавать в школе: «Это просто мечта, я не думаю, что когда-нибудь ее осуществлю, но в последнее время я думал, что если бы только найти подходящее место, возможно, я мог бы преподавать несколько часов на добровольных началах. Например, преподавать дзюдо. Может, буду учить только девочек. Как ты думаешь? Из этого может выйти толк?»

Я слушала успокаивающую болтовню мужа, я действительно слушала, и даже отвечала. Только когда свет лампочки над сараем растворился в лучах восходящего солнца, его голос утратил нежность обыденности, и он сказал преувеличенно небрежно:

— Так я заеду за тобой сегодня вечером, и мы поедем на семинар, чтобы увидеть и услышать. И еще два момента: во-первых, ужин, на который мои родители не пойдут, должен состояться послезавтра. И, во-вторых, если тебе интересно, а я предполагаю, что интересно, и что ты уже сама разузнала: он остановился в отеле «Хайат».

— Откуда ты знаешь?

— Значит, не разузнала. Признайся, что не так уж плохо быть женой юриста. Хотя в этом деле мне даже не потребовалась помощь детектива. Я просто позвонил в университет и спросил у его представительницы.

— Но что ты ей сказал? Ты назвал свою фамилию?

— Конечно, нет. Я назвался вымышленным именем и сказал, что руковожу книжным клубом. И что мы хотим пригласить его выступить у нас.

Вопрос о местонахождении Первого лица преследовал меня последние несколько дней, но почему это волновало моего мужа? Я не знала.

Это было утро сюрпризов, и, устав от неожиданностей, я могла только предположить, что он выследил хищника, чтобы свести к минимуму беспокойство преследуемой жертвы.

Стрелки часов приближались к тому времени, когда должен был сработать будильник, и в оставшиеся минуты мы больше ничего не говорили.

Я вспомнила стрелу диких гусей в небе. Почему-то мне пришло в голову, что, всякий раз, достигнув места назначения, возможно, даже сейчас, эта неспешная, курлыкающая стрела поворачивается и возвращается в страну, из которой прибыла.

Я представляла гусей и облака и видела сверху материки, я была немного гусем, парящим высоко в небе. Я, должно быть, задремала, а когда проснулась, Одед уже был в своей спортивной форме и завязывал шнурки кроссовок, а я была укрыта простыней.

В светлом атласе, накрывшем тело, я продолжала лежать и думать о том, чего никогда не может быть.

Я думала, что если только мне будет дано сделать то, что я должна сделать, если только мне будут дарованы такие утра, как сегодня, я упаду на колени и омою ноги всем богам.

И еще я поклялась, что, если это произойдет, я никогда, никогда больше не захочу сесть в заминированную машину и врезаться в какого-нибудь бога.

Глава 7

Вечерело, а зной всё не спадал. Муж заехал за мной, мы поехали на лекцию и припарковались рядом с шотландской церковью. В сумеречном свете мы пересекли узкий мост, ведущий в долину Eннома, спустились по ступенькам к Синематеке, и в десять минут седьмого я увидела Первое лицо.

Я слушала, как он говорил с аудиторией, и у меня не возникло ни малейшего сомнения, что прошлое, настоящее и будущее были бы лучше без него, и что я должна его уничтожить.

Но так истории не рассказывают. Есть подробности, без которых правда не станет рассказом, а правда не станет рассказом без холодной дрожи, сотрясающей мое тело — без тела не обойтись — и волос, встающих дыбом на затылке, и сердца, бьющегося всё быстрее, опережая движение стрелок часов. Сердцебиение обязательно — сердце вызывает доверие, без него мне никто не поверит.

У моих наручных часов стрелок нет, но сердце всё равно стучит: его биение усилилось, когда мы проходили по мосту — кто там идет за нами? — сердце стучит у меня в ушах — вот оно, я достаю его и дарю вам.

Несмотря на барабанный бой в ушах, должна отметить, что не пропустила ни словечка из сказанного Первым лицом. Когда он заговорил, я больше не отвлекалась: мой ум не тревожили картины отвратительных пыток, у меня не было сестры, я даже не видела в мыслях нелюдя перед бампером машины. Всё, что преследовало меня, исчезло с появлением преследователя.

Он вышел на сцену и заговорил — его пригласили прочитать лекцию, и я сама со всеми своими способностями присутствовала при этом, так что вполне могу быть свидетелем. К черту мой кардиологический отчет! Учащение сердцебиения — всего лишь побочный симптом.

Я собиралась прийти точно к началу круглого стола. В местах типа Синематеки всегда бывают люди, которым нужно махать или кланяться, а мне хотелось избежать приветствий и тем более вопросов «Ты здесь ищешь сюжеты для Алисы?» или «Куда ты пропала? Мы слышали, ты в Америке».

С другой стороны, входить в зал с опозданием значит привлечь к себе взгляды, и, хотя я полагала, что он не сможет меня узнать, этот разумный довод меня