Мареуна стихли в коридоре, Айзек рухнул на колени перед мёртвым мальчиком и, закрыв лицо руками, зарыдал. Он стал убийцей. Теперь он обречён отправиться после смерти в подземное царство мучений, где невинная жертва будет издеваться над своим палачом вечно – что ж, он это вполне заслужил!

Айзек посмотрел на тонкий безжалостный стилет, лежавший у его ног, – может, стоило покончить со всем этим раз и навсегда? Чтобы больше никогда не чувствовать этой жуткой пустоты в душе, когда снова придётся кого-то убить.

Айзек поднял глаза на лежавшее перед ним тело и прошептал:

– Я трус. Мне слишком страшно умереть.

Вытирая слёзы, мальчишка тяжело поднялся на ноги и подобрал с пола стилет. Родители предали его, бросив умирать с голоду на улицах. И они были далеко не единственными в печальном перечне тех, кто обманывал мальчишку, использовал в своих целях, вышвыривал вон и равнодушно проходил мимо. А коли так, раз никому нельзя верить, то пусть всё будет так, как есть. Всё равно он в целом свете никому не нужен, кроме бессердечного Мареуна. Да и тому – лишь пока выполняет задания. Значит, придётся смириться со своей судьбой и принять всё, что уготовал для него учитель – невзирая на ложь, грязь и боль, которые принесут с собой эти уроки. Чтобы однажды стать непревзойдённым убийцей, бездушным и бессердечным.

Может, оно и к лучшему, может, так будет проще…

* * *

…Айзек неслышно подошёл к кровати, на которой спал мальчик. Несколько минут борьбы с собой, сомнений… и он втыкает стилет в горло жертвы. Сейчас всё кончится, тот даже не успеет ничего понять. Но внезапно мальчишка открывает голубые глаза и хватает своего убийцу за руку. Он пытается что-то говорить, но из горла, пропоротого острым клинком, вырывается лишь сипение и бульканье. Кровь течёт изо рта мальчика, из глаз, брызжет вверх по лезвию стилета, она заливает руки Айзека. Убийца хочет бежать, оторвать от себя мальчишку, но не может и пошевелиться. Он задыхается от ужаса, глядя в эти невинные голубые глаза.

Оглушительный раскат грома вырвал Айзека из клейкой паутины сна. Его била мелкая дрожь, а руки и ноги заледенели от пережитого во сне страха.

Проклятущие сны выворачивали душу наизнанку. Сколько можно? Ведь шёл уже третий месяц после того злосчастного убийства.

Айзек запустил пальцы в волосы и попытался успокоить дыхание. Душа ученика страдала от совершённого им, а не находя ни у кого сочувствия и понимания, Айзек всё больше замыкался в себе, злился и ожесточался, бессмысленно бунтуя против всего и всех подряд. Они заставили его сделать это, сломили-таки, запутали, обманули. Мальчишка ненавидел самого себя за то, что поддался им, а ещё больше ненавидел взрослых, которые использовали его. Но это было бы ещё полбеды, если бы рядом оказался хоть кто-то, кто бы поддержал несчастного мальчишку, кто бы просто помог пережить всё это. Но Мареун, вынудив убить, не снизошёл даже до того, чтобы сказать единое доброе слово своему маленькому ученику, чья жизнь окончательно рухнула. Оставив Айзека рыдать в одиночестве, мужчина удалился, наверняка празднуя в душе свою окончательную победу. И к такому-то учителю, вопреки любой логике и здравому смыслу, привязался мальчишка. К тому, кого он мечтал ненавидеть больше всех. И не мог. А потому ещё больше ненавидел себя.

Комнату осветила вспышка молнии, и Айзек зажмурился. Уснуть бы сейчас, просто провалиться в темноту без снов и ощущений. И не думать ни о чём. Просто на короткий миг ночи не быть, вырваться из этого мира, из бездонного колодца терзаний и размышлений, размышлений и терзаний – и так по бесконечному, замкнутому кругу.

Но от мрачных мыслей не так-то легко было отвязаться. Беззащитный мальчонка на кровати, стилет в руке, остекленевший взгляд жертвы – Айзек даже не сомневался, что всю свою жизнь будет помнить это, не зная, куда деваться от мучающего по ночам укоризненного взора голубых глаз.

Он провёл рукой по лицу и, к своему огромному изумлению, обнаружил, что плачет. Только этого ещё не хватало. Айзек зарылся головой под подушку, стараясь сдержать слёзы. Он не должен быть слабым. Он один в этом мире, никому не нужный, никем не любимый, злодей и убийца. И если он хочет жить и чего-то добиться, придётся научиться не давать себе слабины…

Утром мальчишка проснулся с больной головой и злой на весь свет. Он не пойдёт на завтрак. И на занятия тоже. Ему было всё равно, что станется с его жизнью теперь. Накрывшись с головой одеялом, Айзек снова предался мрачным размышлениям о своей судьбе.

– Совсем совесть потерял!

Кто-то рывком сдёрнул с него одеяло. Айзек приоткрыл глаз. Перед ним стоял Мареун. Кто-то уже постарался рассказать о прогуле. Мальчишка лениво потянулся и заставил себя удержаться от того, чтобы немедленно вскочить с кровати.

– А, учитель. Доброе утро.

Глаза мужчины сузились, не предвещая ничего хорошего.

– Решил поиграть со мной в подростковый бунт?

– Нет, что вы. Я просто спал тут себе и никого не трогал. Чего вы?

– Просто спал, значит?

– Ага… – Айзек зевнул. Ох, ну и влетит ему от Мареуна за такие дерзости!

Но мальчишка чувствовал потребность в наказании. Он знал, что нарывается, и старался изо всех сил.

Мареун сдёрнул ученика с кровати.

– Живо обувайся! И марш в мой кабинет.

Сжав кулаки, чтобы сдержать порыв немедленно подчиниться, Айзек остался на месте.

– Ты не слышишь меня?

– Слышу, – глухо откликнулся ученик.

– Чего ты ждёшь в таком случае?

– Я никуда не пойду. Не указывайте мне, учитель.

– Интересно. – Мареун усмехнулся и уселся на кровати. – И как же, по-твоему, мне следует вести себя с тобой? Может, попросить через «пожалуйста»?

– Попросите…

– Ну что ж, хорошо. Айзек, обувайся, пожалуйста, и, пожалуйста, иди в мой кабинет. – Глаза мужчины метали молнии. – Что-то ещё?

– Нет, ничего.

– Отлично. – Мареун рывком поднялся с кровати и залепил нахальному ученику такую пощёчину, что мальчишка упал на пол. – Что теперь скажешь?

– Не смейте меня бить! – крикнул Айзек. Его голос, начавший только недавно ломаться, сорвался на визг. – Никогда!

И почему учитель всегда стремился ударить по лицу? Это было так унизительно! Прочие наставники и учителя – Айзек знал из разговоров других мальчишек – не брезговали жестоко избивать своих воспитанников до крови, и только Мареун никогда не занимался этим лично. Максимум – затрещина или пощёчина. Но именно от них было жутко обидно. Мало того, что назавтра все будут видеть синяк, так ещё и удар по лицу казался Айзеку крайне унизительным.

– А что