Они заговорили о семейных новостях; этот господин когда-то зналмать князя, происходившую из известной фамилии. Сколько я мог заключить, гость,несмотря на любезность и кажущееся простодушие тона, был очень чопорен и,конечно, ценил себя настолько, что визит свой мог считать за большую честь дажекому бы то ни было. Если б князь был один, то есть без нас, я уверен, он былдостойнее и находчивее; теперь же что-то особенно дрожавшее в улыбке его, можетбыть слишком уж любезной, и какая-то странная рассеянность выдавали его.

Еще пяти минут они не сидели, как вдруг еще доложили гостя,и, как нарочно, тоже из компрометирующих. Этого я знал хорошо и слышал о неммного, хотя он меня совсем не знал. Это был еще очень молодой человек, впрочемлет уже двадцати трех, прелестно одетый, хорошего дома и красавчик собой, но —несомненно дурного общества. В прошлом году он еще служил в одном из виднейшихкавалерийских гвардейских полков, но принужден был сам подать в отставку, и всезнали из каких причин. Об нем родные публиковали даже в газетах, что неотвечают за его долги, но он продолжал еще и теперь свой кутеж, доставая деньгипо десяти процентов в месяц, страшно играя в игорных обществах и проматываясьна одну известную француженку. Дело в том, что с неделю назад ему удалосьвыиграть в один вечер тысяч двенадцать, и он торжествовал. С князем он был надружеской ноге: они часто вместе и заодно играли; но князь даже вздрогнул,завидев его, я заметил это с своего места: этот мальчик был всюду как у себядома, говорил громко и весело, не стесняясь ничем и все, что на ум придет, и, ужразумеется, ему и в голову не могло прийти, что наш хозяин так дрожит передсвоим важным гостем за свое общество.

Войдя, он прервал их разговор и тотчас начал рассказывать овчерашней игре, даже еще и не садясь.

— Вы, кажется, тоже были, — оборотился он с третьей фразы кважному гостю, приняв того за кого-то из своих, но, тотчас же разглядев,крикнул: — Ах, извините, а я вас было принял тоже за вчерашнего!

— Алексей Владимирович Дарзан, Ипполит АлександровичНащокин, — поспешно познакомил их князь; этого мальчика все-таки можно былорекомендовать: фамилия была хорошая и известная, но нас он давеча неотрекомендовал, и мы продолжали сидеть по своим углам. Я решительно не хотелповертывать к ним головы; но Стебельков при виде молодого человека стал радостноосклабляться и видимо угрожал заговорить. Все это мне становилось даже забавно.

— Я вас в прошлом году часто у графини Веригиной встречал, —сказал Дарзан.

— Я вас помню, но вы были тогда, кажется, в военном, —ласково ответил Нащокин.

— Да, в военном, но благодаря… А, Стебельков, уж тут? Какимобразом он здесь? Вот именно благодаря вот этим господчикам я и не в военном, —указал он прямо на Стебельков и захохотал. Радостно засмеялся и Стебельков,вероятно приняв за любезность. Князь покраснел и поскорее обратился с каким-товопросом к Нащокину, а Дарзан, подойдя к Стебелькову, заговорил с ним о чем-тоочень горячо, но уже вполголоса.

— Вам, кажется, очень знакома была за границей КатеринаНиколаевна Ахмакова? — спросил гость князя.

— О да, я знал…

— Кажется, здесь будет скоро одна новость. Говорят, онавыходит замуж за барона Бьоринга.

— Это верно! — крикнул Дарзан.

— Вы… наверно это знаете? — спросил князь Нащокина, свидимым волнением и с особенным ударением выговаривая свой вопрос.

— Мне говорили; и об этом, кажется, уже говорят; наверно,впрочем, не знаю.

— О, наверно! — подошел к ним Дарзан, — мне вчера Дубасовговорил; он всегда такие новости первый знает. Да и князю следовало бы знать…

Нащокин переждал Дарзана и опять обратился к князю:

— Она редко стала бывать в свете.

— Последний месяц ее отец был болен, — как-то сухо заметилкнязь.

— А с похождениями, кажется, барыня! — брякнул вдруг Дарзан.

Я поднял голову и выпрямился.

— Я имею удовольствие лично знать Катерину Николаевну и беруна себя долг заверить, что все скандальные слухи — одна ложь и срам… и выдуманытеми… которые кружились, да не успели.

Так глупо оборвав, я замолчал, все еще смотря на всех сразгоревшимся лицом и выпрямившись. Все ко мне обернулись, но вдруг захихикалСтебельков; осклабился тоже и пораженный было Дарзан.

— Аркадий Макарович Долгорукий, — указал на меня князьДарзану.

— Ах, поверьте, князь, — открыто и добродушно обратился комне Дарзан, — я не от себя говорю; если были толки, то не я их распустил.

— О, я не вам! — быстро ответил я, но уж Стебельковнепозволительно рассмеялся, и именно, как объяснилось после, тому, что Дарзанназвал меня князем. Адская моя фамилия и тут подгадила. Даже и теперь краснеюот мысли, что я, от стыда конечно, не посмел в ту минуту поднять эту глупость ине заявил вслух, что я — просто Долгорукий. Это случилось еще в первый раз вмоей жизни. Дарзан в недоумении глядел на меня и на смеющегося Стебелькова.

— Ах да! какую это хорошенькую я сейчас встретил у вас налестнице, востренькая и светленькая? — спросил он вдруг князя.

— Право, не знаю какую, — ответил тот быстро, покраснев.

— Кому же знать? — засмеялся Дарзан.

— Впрочем, это… это могла быть… — замялся как-то князь.

— Это… вот именно их сестрица была, Лизавета Макаровна! —указал вдруг на меня Стебельков. — Потому я их тоже давеча встретил…

— Ах, в самом деле! — подхватил князь, но на этот раз счрезвычайно солидною и серьезною миной в лице, — это, должно быть, ЛизаветаМакаровна, короткая знакомая Анны Федоровны Столбеевой, у которой я теперьживу. Она, верно, посещала сегодня Дарью Онисимовну, тоже близкую знакомую АнныФедоровны, на которую та, уезжая, оставила дом…

Это все точно так и было. Эта Дарья Онисимовна была матьбедной Оли, о которой я уже рассказывал и которую Татьяна Павловна приютиланаконец у Столбеевой. Я отлично знал, что Лиза у Столбеевой бывала и изредкапосещала потом бедную Дарью Онисимовну, которую все у нас очень полюбили; нотогда, вдруг, после этого, впрочем, чрезвычайно дельного заявления князя иособенно после глупой выходки Стебелькова, а может быть и потому, что менясейчас назвали князем, я вдруг от всего этого весь покраснел. К счастью, в этусамую минуту встал Нащокин, чтоб уходить; он протянул руку и Дарзану. Вмгновение, когда мы остались одни с Стебельковым, тот вдруг закивал мне наДарзана, стоявшего к нам спиною, в дверях; я показал Стебелькову кулак.

Через минуту отправился и Дарзан, условившись с княземнепременно встретиться завтра в каком-то уже намеченном у них месте — в игорномдоме, разумеется. Выходя, он крикнул что-то Стебелькову и слегка поклонился имне. Чуть он вышел, Стебельков вскочил с места и стал среди комнаты, поднявпалец кверху: