Она сама позвала меня к себе в первый раз. Я понимал итогда, что она, может быть, рассчитывала иногда кой о чем у меня выведать. О,тогда многие могли выведать от меня очень многое! «Но что ж из того, — думал я,— ведь не для этого одного она меня у себя принимает»; одним словом, я даже былрад, что мог быть ей полезным и… и когда я сидел с ней, мне всегда казалось просебя, что это сестра моя сидит подле меня, хоть, однако, про наше родство мыеще ни разу с ней не говорили, ни словом, ни даже намеком, как будто его и небыло вовсе. Сидя у ней, мне казалось как-то совсем и немыслимым заговорить проэто, и, право, глядя на нее, мне приходила иногда в голову нелепая мысль: чтоона, может быть, и не знает совсем про это родство, — до того она так держаласебя со мной.

Войдя, я вдруг застал у ней Лизу. Меня это почти поразило.Мне очень хорошо было известно, что они и прежде виделись; произошло это у«грудного ребенка». Об этой фантазии гордой и стыдливой Анны Андреевны увидатьэтого ребенка и о встрече там с Лизой я, может быть, потом расскажу, если будетместо; но все же я никак не ожидал, чтоб Анна Андреевна когда-нибудь пригласилаЛизу к себе. Это меня приятно поразило. Не подав виду, разумеется, я,поздоровавшись с Анной Андреевной и горячо пожав руку Лизе, уселся подле нее.Обе занимались делом: на столе и на коленях у них лежало дорогое выездноеплатье Анны Андреевны, но старое, то есть три раза надеванное и которое онажелала как-нибудь переделать. Лиза была большая «мастерица» на этот счет и совкусом, а потому и происходил торжественный совет «мудрых женщин». Я вспомнилВерсилова и рассмеялся; да и весь я был в сияющем расположении духа.

— Вы очень сегодня веселы, и это очень приятно, — промолвилаАнна Андреевна, важно и раздельно выговаривая слова. Голос ее был густой извучный контральт, но она всегда произносила спокойно и тихо, всегда несколькоопустив свои длинные ресницы и с чуть-чуть мелькавшей улыбкой на ее бледномлице.

— Лиза знает, как я неприятен, когда невесел, — ответил явесело.

— Может быть, и Анна Андреевна про то знает, — кольнула меняшаловливая Лиза. Милая! Если б я знал, что тогда было у нее на душе!

— Что вы теперь делаете? — спросила Анна Андреевна. (Замечу,что она именно даже просила меня побывать к ней сегодня.)

— Я теперь здесь сижу и спрашиваю себя: почему мне всегдаприятнее вас находить за книгой, чем за рукодельем? Нет, право, рукоделье к вампочему-то нейдет. В этом смысле я в Андрея Петровича.

— Все еще не решили поступить в университет?

— Я слишком благодарен, что вы не забываете нашихразговоров: это значит, что вы обо мне иногда думаете; но… насчет университетая еще не составил понятия, притом же у меня свои цели.

— То есть у него свой секрет, — заметила Лиза.

— Оставь шутки, Лиза. Один умный человек выразился на днях,что во всем этом прогрессивном движении нашем за последние двадцать лет мыпрежде всего доказали, что грязно необразованны. Тут, конечно, и про наших университетскихбыло сказано.

— Ну, верно, папа сказал; ты ужасно часто повторяешь егомысли, — заметила Лиза.

— Лиза, точно ты не предполагаешь во мне собственного ума.

— В наше время полезно вслушиваться в слова умных людей изапоминать их, — слегка заступилась за меня Анна Андреевна.

— Именно, Анна Андреевна, — подхватил я с жаром. — Кто немыслит о настоящей минуте России, тот не гражданин! Я смотрю на Россию, может быть,с странной точки: мы пережили татарское нашествие, потом двухвековое рабство иуж конечно потому, что то и другое нам пришлось по вкусу. Теперь дана свобода,и надо свободу перенести: сумеем ли? Так же ли по вкусу нам свобода окажется? —вот вопрос.

Лиза быстро взглянула на Анну Андреевну, а та тотчаспотупилась и начала что-то искать около себя; я видел, что Лиза изо всей силыкрепилась, но вдруг как-то нечаянно наши взгляды встретились, и она прыснула сосмеху; я вспыхнул:

— Лиза, ты непостижима!

— Прости меня! — сказала она вдруг, перестав смеяться ипочти с грустью. — У меня бог знает что в голове…

И точно слезы задрожали вдруг в ее голосе. Мне стало ужасностыдно: я взял ее руку и крепко поцеловал.

— Вы очень добрый, — мягко заметила мне Анна Андреевна,увидав, что я целую руку Лизы.

— Я пуще всего рад тому, Лиза, что на этот раз встречаю тебясмеющуюся, — сказал я. — Верите ли, Анна Андреевна: в последние дни она каждыйраз встречала меня каким-то странным взглядом, а во взгляде как бы вопросом:«Что, не узнал ли чего? Все ли благополучно?» Право, с нею что-то в этом роде.

Анна Андреевна медленно и зорко на нее поглядела, Лизапотупилась. Я, впрочем, очень хорошо видел, что они обе гораздо более и ближезнакомы, чем мог я предположить, входя давеча; эта мысль была мне приятна.

— Вы сказали сейчас, что я добрый; вы не поверите, как явесь изменяюсь у вас к лучшему и как мне приятно быть у вас, Анна Андреевна, —сказал я с чувством.

— А я очень рада, что вы именно теперь так говорите, — сзначением ответила она мне. Я должен сказать, что она никогда не заговариваласо мной о моей беспорядочной жизни и об омуте, в который я окунулся, хотя, язнал это, она обо всем этом не только знала, но даже стороной расспрашивала.Так что теперь это было вроде первого намека, и — сердце мое еще болееповернулось к ней.

— Что наш больной? — спросил я.

— О, ему гораздо легче: он ходит, и вчера и сегодня ездилкататься. А разве вы и сегодня не заходили к нему? Он вас очень ждет.

— Я виноват пред ним, но теперь вы его навещаете и менявполне заменили: он — большой изменник и меня на вас променял.

Она сделала очень серьезную мину, так как очень может быть,что шутка моя была тривиальна.

— Я был давеча у князя Сергея Петровича, — забормотал я, — ия… Кстати, Лиза, ты ведь заходила давеча к Дарье Онисимовне?

— Да, была, — как-то коротко ответила она, не подымаяголовы. — Да ведь ты, кажется, каждый день ходишь к больному князю? — спросила онакак-то вдруг, чтобы что-нибудь сказать, может быть.

— Да, я к нему хожу, да только не дохожу, — усмехнулся я. —Я вхожу и поворачиваю налево.

— Даже князь заметил, что вы очень часто заходите к КатеринеНиколаевне. Он вчера говорил и смеялся, — сказала Анна Андреевна.

— Чему же, чему же смеялся?

— Он шутил, вы знаете. Он говорил, что, напротив, молодая ипрекрасная женщина на молодого человека в вашем возрасте всегда производит лишьвпечатление негодования и гнева… — засмеялась вдруг Анна Андреевна.