Возвращаюсь к входной двери, закрываю ее на оба замка, после чего вместе с Таней иду в кабинет — большую комнату, примерно половину которой занимает круглый стол, одиннадцать стульев с черными кожаными сиденьями и спинками и то ли трехместное кресло, то или почти диван. Позади него в углу стоял новый, громадный, чёрный, украшенный растительным узором, выполненным сусальным золотом, сейф немецкой фирмы «Дёттлинг». Название написано готическим шрифтом и как бы является частью узора. На дверце чуть выше середины круглый кодовый замок и по бокам две, закрытые позолоченными «лепестками», скважины двусторонних шестисувальдных замков с разворотом и смещением. Для нынешних «медвежатников» они практически неразрешимая задача, потому что пришлось бы провозиться несколько часов, а есть еще кодовый.

Заметив, с каким интересом я рассматриваю замки, Татьяна Риарио де Маркес произносит взволнованно:

— Говорят, его невозможно вскрыть. Фирма-изготовитель обещала огромное вознаграждение, но никто так и не сумел.

— Потому что те, кто умеют, не стали светиться. Они возьмут больше без шума, — объяснил я,

Задернув на высоком арочном окне плотные тёмные бархатные шторы, переношу один стул к сейфу, зажигаю и устанавливаю на него свечу. После чего достаю из саквояжа стальной рычаг с квадратным отверстием на одном конце, выкованный в Сан-Клементе, и двусторонний «свёртыш». Первый замок ломается только после третьей попытки. На второй хватает двух, потому что отнесся серьезнее, налёг всем телом.

— Так просто⁈ — восхищенно шепчет Таня.

— Нет, это только начало, — информирую я, кладу «свёртыш» и рычаг в саквояж, достаю взамен карандаш, блокнот и приобретенный в Сан-Клементе стетоскоп, похожий на те, что будут после Второй мировой войны, вставляю в уши «оливы» и приказываю своей подельнице: — Внимательно слушай, чтобы нас не застали врасплох. Если что, толкни меня.

Кодовый замок новый, щелкает громко. Всего четыре цифры. Прохожу полный цикл, строю график. Пересечения чёткие. Цифры «один», «три» и две «восьмёрки».

— Сколько лет дону Инде? — спросил я Таню.

— Точно не знаю. Немного за пятьдесят, — ответила она

Я набрал код «1883». Сейф радостно щёлкнул, открываясь.

— Ух, ты! — восторженно шепчет Таня. — Теперь верю, что ты профессор!

— Обычно при четырехзначном цифровом коде, чтобы не забыть, выбирают год рождения или день и месяц, — объяснил я.

Хотя по нынешним меркам я профессор «медвежатнических» наук. Можно даже сказать, что академик, потому что кодовые замки на сейфы начали устанавливать только в прошлом году. Не думаю, что уже появились специалисты не из сотрудников фирм-изготовителей, способных справиться с такой задачей.

Внутри еще пять дверец, по одной на каждое отделение. Замки цилиндровые, тугие. Открываю их медленно, но уверенно. После того, как справляюсь с нижним, складываю отмычки с саквояж.

— Сейчас мы узнаем, чего стоит дон Инда, — произнес я, распахивая дверцу верхнего, самого маленького отделения.

В нем лежал испанский пистолет «Астра-400» с позолоченной рукояткой, на которой выгравировано, что им награжден Индалесио Прието Туэро за заслуги перед Республикой. Калибр девять миллиметров, магазин на восемь патронов. Такими вооружены многие офицеры испанской армии по обе стороны линии фронта. Достойное оружие, мощное и надёжное. Как по мне, его сильно недооценивают. Испанцы пока плохо умеют продвигать свои бренды.

Во втором отделении, пошире, в обтянутой черным бархатом коробочке лежало золотое колье из пятнадцати пятилепестковых цветочков с бриллиантами в цветоложе, четырнадцати небольших, около полукарата, и в центре на подвеске еще одного, красноватого и больше раза в три, который стоил дороже, чем всё остальное. О чём я и сказал Татьяне Риарио де Маркес, вручая ей украшение.

— Только вот лучше не носить его. Говорят, дон Инда очень мстителен, — предупредил я.

— Его дни сочтены. Как только мы выиграем, его расстреляют, — злорадно произнесла она.

— Не знаю, не знаю. Такие подонки очень живучи, — высказал я сомнение.

— Тогда скажу, что приобрела его у какого-то подозрительного типа по дешевке. Пусть выкупит по настоящей цене, — сразу придумала оправдание подельница.

В третьем отсеке лежали деньги: две тысячи двести английских фунтов стерлингов, тысяча шестьсот сорок американских долларов и пять тысяч триста французских франков. Я сразу отобрал купюры верхнего номинала.

— Номера могут быть переписаны. Попробуешь разменять, арестуют, — объяснил я.

— Мне обменяют без проблем, — уверенно заявила Таня.

— Значит, будут в твоей доле, — решил я,

В следующем отделении лежали папки с компроматом на политиков, как республиканских, так и франкистских. На верхней обложке красивым почерком были написаны имена, а внутри лежали разные документы, квитанции, фотографии. Всегда считал, что порядочный человек в политику не полезет. Заглянув в папки, убедился, что не ошибался.

— Тоже большие деньги, если распорядиться с умом, — сказал я подельнице. — Но могут и пристрелить, чтобы не платить.

— Я знаю человека, который заберёт их оптом и заплатит щедро, только это не быстро получится. Переведу твою долю на счёт, который укажешь, — предложила она.

— Оставь всё себе, — отказался я.

В пятом отделении хранилась большая картонная коробка, в которой лежали перевязанные черной лентой письма от девушки, наверное, той самой, что была изображена в цвете на фарфоровом овале, лежавшем там же. На мой вкус, так себе, но у тюленей свои идеалы. Я закрыл коробку и вернул на место, хотя Таня порывалась почитать их.

— Надо же! Ни за что бы ни подумала, что дон Инда такой сентиментальный! — удивилась она.

Я сложил папки с компроматом и деньги в саквояж, протер сейф и сиденье стула, стерев с него натекший стеарин и вернув на место, а также все рукоятки дверей на нашем пути, включая входную. В подъезде было тихо. Мы, стараясь шуметь поменьше, спустились на первый этаж. Я выглянул во двор. Там тоже пусто. Охранники все еще играли в карты, бурно выражая эмоции.

— Самая запоминающаяся Рождественская ночь в моей жизни! — прижимаясь ко мне, счастливо произнесла Татьяна Риарио де Маркес.

Для католички поступок, конечно, на грани святотатства,

— Пообещай мне, что расстанешься со своими нынешними кураторами и начнешь жизнь богатой испанской девушки, — потребовал я.

— Постараюсь, — хитро улыбаясь, пообещала она.

По неосвещённым улицам мы торопливо зашагали к дому, в котором она жила. В городе комендантский час с двадцати двух до пяти часов. У меня есть ксива, что направляюсь в отпуск по случаю Рождественских каникул. Вот именно сейчас иду пешком со склада, куда меня подвезла попутная машина из части, потому что извозчики