этому. Бери какие хочешь бомбы. Только полетите вдвоем, с лейтенантом Игнасио, остальные сильно устали.

— Без проблем, — согласился я.

Оружейники решили, что рабочий день уже закончился, расположились в тени возле склада, дожидаясь ужина. Тут я и подкинул им работенку. В «СБ-2» лейтенанта Игнасио приказал загрузить всего одну бомбу, но пятисотку, а в мой — четыре фугасные весом сто килограмм в горизонтальном положении.

Полетели на высоте четыре тысячи метров. Без двадцати семь обнаружили на рейде порта Ибица стоящий на якоре большой корабль, Я никогда не видел тяжелый крейсер «Канариас», поэтому решил, что это он.

— Покружи на этой высоте, посмотри, как я отработаю по цели, а потом скинешь бомбу, — приказал я своему ведомому Игнасио.

Зашел на бреющем над сушей со стороны заходящего солнца, чтобы зенитчикам труднее было стрелять. Над морем опустился до тридцати метров. Вода очень чистая, красивого бирюзового цвета. Прямо таки тянуло наклонить нос самолёта чуть ниже и нырнуть в нее.

— Бросай! — скомандовал я Антону, когда до корабля оставалось метров двести пятьдесят.

Две сотки выпали из открытого бомбового отсека, запрыгали по морской глади. Пролетая с набором высоты над целью, я замечаю, что на мачте развевается германский красный флаг с черным крестом. В этих водах сейчас несет службу тяжелый крейсер «Дойчланд», обеспечивая соблюдения решений международного Комитета по невмешательству, в котором состоит и СССР. Видимо, это он и есть.

Я начинаю разворот с набором высоты и слышу счастливый голос стрелка-радиста Федерико:

— Есть два попадания!

Из-за задержки между моей командой и реакцией штурмана-бомбардира, обе сотки попали высоко: первая во вспомогательное орудие калибром около ста пятидесяти миллиметров, рядом с которым стоял гидросамолёт, а вторая под обрез главной палубы возле башни главного калибра. Хорошо, что не ниже ватерлинии, не потопили корабль.

— Игнасио, летим домой, это немецкий крейсер, — приказал я ведомому, у которого, наверное, руки чесались скинуть пятисотку на цель.

По возвращению я доложил командиру «Группы двенадцать», что цель поражена двумя бомбами, после чего было выявлено, что это не испанский крейсер, а немецкий.

— М-да, конфуз вышел! — сделал вывод полковник Алехандро. — А знаешь что, я напишу в рапорте, что летали испанские летчики. С корабля открыли по ним огонь из зениток. Из-за этого был принят за крейсер «Канариас» и атакован.

Кто-то из советских лётчиков погибал или получал тяжелое ранение, кого-то отзывали по самым разным причинам на родину, поэтому в «Группе двенадцать» становится всё больше испанцев, профессиональный уровень, боевая подготовка у которых намного ниже. На них теперь списывают все косяки.

Через несколько дней до нас добралось известие, что в результате атаки на тяжелый крейсер «Дойчланд» погибли тридцать один и ранены сто десять членов экипажа, сгорели гидросамолёт и моторный катер и получил повреждения корпус, из-за чего корабль отправился на ремонт. Правительство республики пообещало высшую награду испанскому лётчику Леокадио Мендиоле, совершившему этот дерзкий и результативный налёт.

78

В мае-июне испанские коммунисты, как догадываюсь, под руководством советских произвели зачистку Каталонии и других, подконтрольных им регионов от партии «POUM (Рабочая партия марксистского объединения)» троцкистского направления. Проделали это предельно жестко. Лидер партии Андреу Нин исчез бесследно. Последний раз его видели в одной из тюрем интернациональных бригад в Алькале-де-Энарес. В его смерти сразу обвинили коммунистов. Усилились чистки и в самих бригадах. Их руководитель Андре Марти, с которым, как с писаной торбой, носились в СССР в годы моей молодости, настолько прилежно истреблял добровольцев, что получил погоняло Мясник из Альбасете. Я видел его пару раз. Подумал, что это французский вариант Троцкого, решившего подчиниться Сталину. После такого беспредела начался отток добровольцев, а те, кто еще воевал, перестали демонстрировать отвагу и доблесть, предпочитая отступать. Из-за этого начали применять заградительные отряды из пулеметчиков, что добавило любви к республиканской власти, идеям свободы, равенства, братства и борьбе с фашистами. Непонятно было, кто фашист на самом деле.

В июне мятежники захватили Страну басков, выдавив республиканцев в соседнюю Кантабрию. В августе пал и этот регион. Командующий итальянской армией, воевавшей там, пообещал свободный выезд во Францию в обмен на сдачу провинции, но Франсиско Франко отменил это обещание, решив раз и навсегда избавить страну от революционеров. Публика эта беспокойная, будет гадить из-за границы. Нет революционера — нет проблем.

В августе коммунисты разогнали анархистов в Арагоне и Каталонии, отобрав военную технику и оружие и арестовав более шестисот человек. Мне кажется, это была самая большая ошибка, не учитывавшая менталитет испанцев и в конечном итоге предрешившая исход гражданской войны. Испанцы — стихийные анархисты. Какая бы жесткая ни была власть в стране, они относятся к ней с полнейшим пофигизмом. Никто и никогда не научит испанцев выбрасывать мусор в контейнеры, а не на обочины дорог, и соблюдать правила дорожного движения. У них даже в тюрьмах бардака больше, чем в российских школах на переменках, где анархист, в прямом смысле слова, сидит на анархисте и анархистом погоняет. В итоге осеннее сражение за Сарагосу было проиграно республиканцами с большими потерями, потому что лишились поддержки крестьян, которые получили землю, благодаря анархистам. Следующей потерей стала Астурия, где тоже основной силой были анархисты, и в конце ноября Северный фронт исчез. Теперь мятежники могли перебросить войска, сражавшиеся там на другие участки.

Еще одной проблемой республиканцев стала уравниловка. Все — рабочий, инженер и директор — получали одинаковую зарплату, восемнадцать песет в день. При этом никто не работал, потому что каждый день какой-нибудь праздник или просто митинг. Производство легло, исчезли многие товары. С середины лета, когда крестьяне собрали и спрятали урожай, не желая отдавать его за гроши, начались перебои с продуктами питания, цены резко полезли вверх. Кому повезло, присосались к помощи, поступающей из-за границы, но та резко уменьшилась из-за отказа Франции и сокращения поставок из СССР. В итоге хорошие специалисты перебирались на территории мятежников. За республиканцев были только лодыри и балаболы — основной экспортный товар Испании во все времена.

Франсиско Франко вел себя намного умнее. Под страхом смертной казни были запрещены забастовки и митинги, но при этом заморожены цены и зарплаты, благодаря чему не было инфляции. Богатые стали платить более высокие налоги. Под одно только это можно было вводить какие угодно санкции. Народ поймёт и простит. Более того, Гитлер потребовал за помощь в войне отдать немецким промышленникам всю горнодобывающую отрасль страны. Франко послал его мягко, но не менее далеко. Как результат, песета, выпускаемая мятежниками, ценилась на международных рынках раз