представление о том, что последует конкретно, ясно указывают намеки и комментарии французской прессы по поводу недавнего заявления Твоего министра иностранных дел относительно обмена мнениями между воюющими сторонами.

Не согласен я и с Твоим утверждением, что посредничество нейтрального государства ни к чему не приведет. А ведь посредничество нейтрала тоже призвано способствовать обмену мнениями между воюющими сторонами. Преимущество же данного пути состоит в том, что если предложение посредника наткнется на отказ со стороны наших противников, то он будет адресован не нам, что даст нам возможность поиска других путей. Зато если будет отклонена планируемая Твоим правительством инициатива, которая должна быть осуществлена публично, то это начисто исключит последующее посредничество нейтралов. Поэтому я настоятельно прошу Тебя не закрывать глаза на роковые последствия, которые могут иметь эти действия.

Помни, что такая Твоя инициатива неизбежно вызовет у Твоих народов неслыханное и, возможно, непреодолимое стремление к достижению мира любой ценой, а у Твоей армии – уныние. В этом случае я предвижу самые серьезные опасности для Тебя и Твоего правящего дома.

Пытаться скрыть от общественного мнения в Германии, что Твое правительство в этом вопросе пошло своим путем, было бы напрасной попыткой. Я также не могу допустить, чтобы мое правительство выглядело так, как будто оно согласилось с действиями Твоего правительства. Ведь в таком случае оно взяло бы на себя ответственность за последствия его шага. Поэтому могу только повторить Тебе, что если Ты продолжишь претворять в жизнь Твой замысел, то это может создать серьезную угрозу нашему альянсу. Однако я все же питаю надежду, что в последний час Ты осознаешь всю серьезность ситуации и прикажешь своему правительству воздержаться от запланированного демарша.

Твой верный друг,

Вильгельм».

Когда я дал Карлу I прочитать депешу из Спа, он очень смутился и застенчиво произнес: «Да, мне очень жаль, ведь мы так поддерживали друг друга».

Австро-венгерская нота, конечно, не оправдала возлагавшихся ее организаторами надежд[100], и агентство Рейтер не преминуло сообщить, что Лансинг[101] ответил отказом уже через час после ее получения. Клемансо же вообще ограничился отсылкой венского правительства на опубликованную в издании «Журнал официэль» речь в сенате, заканчивавшуюся словами: «Вперед, к чистой победе!»

Теперь стремление врагов к нашему полному разгрому проявилось в полной мере. Австро-венгерская же инициатива была расценена ими не как акт доброй воли, а, наоборот, как попытка Дунайской монархии опередить постепенно истекавшую кровью Германию.

В Спа от действий императора Карла I были далеко не в восторге. Меня немедленно туда вызвали, и я провел с кайзером, а также Людендорфом чрезвычайно серьезные переговоры. При этом Вильгельм II подчеркнул, что договариваться с Австро-Венгрией не имело никакого смысла, поскольку впоследствии она все равно поступила по-своему. Поэтому к дальнейшим встречам с императором Карлом I он относится со смешанными чувствами.

Развитие событий и тяжелая болезнь императрицы сильно повлияли на императора. Он выглядел переутомленным и постаревшим. Генерал же Людендорф сказал буквально следующее: «Положение крайне напряженное, и мы должны быть начеку. Но, несмотря на нехватку людей, мы продержимся, особенно если Австро-Венгрия выполнит свое обещание и пришлет нам как можно скорее дополнительные дивизии, о чем я прошу Вас позаботиться».

Однако из шести обещанных баденским Армейским командованием дивизий оно смогло предоставить пока только две. Еще две были на подходе, но каждая насчитывала всего по 5000 человек. Остальной личный состав находился в отпуске по уборке урожая[102] и возвращался в свои части только постепенно.

На две же оставшиеся дивизии рассчитывать уже вообще не приходилось, поскольку события на Балканах к тому времени приняли угрожающий характер и потребовали переброски туда всех так или иначе имевшихся в распоряжении австро-венгерских войск.

По моему возвращении из Спа до меня дошло печальное известие о крушении Болгарского фронта.

О том, что в Болгарии дела обстоят не лучшим образом, мы знали уже давно. Болгарская армия в течение многих месяцев испытывала острейшую нехватку в продовольствии и еще большую – в обмундировании и вооружении. Сильно подорван был и ее боевой дух. Ведь очень интенсивно проводившаяся враждебная пропаганда падала на чрезвычайно плодородную почву. Оставляла желать лучшего и воинская дисциплина. В результате некоторые подразделения по своему состоянию стали напоминать воинские части русской армии времен самого большого революционного подъема.

В ногу с этими явлениями шло внутреннее развитие и в самой Болгарии. Нерешенный вопрос о Добрудже в июне предоставил оппозиции в Собрании желанный повод выбить из седла дружественного Германии премьер-министра Василя Радославова, на смену которого пришел Александр Малинов.

В те дни я поинтересовался мнением о происходившем в Болгарии болгарского военного уполномоченного в Бадене полковника Тантилова, на что тот ответил мне в своей вызванной языковыми трудностями короткой манере: «Плохо!»

В начале сентября проездом в Раухайм в Вену прибыл болгарский царь Фердинанд I. Он принял находившегося тогда там министра иностранных дел Германии фон Хинца и немедленно перевел разговор на императора Карла I. Что же касается меня, то я могу лишь засвидетельствовать, что царь особого доверия к своему свояку не испытывал. Причем, в чем я неоднократно мог лично убедиться у императора Карла I, это было взаимно.

Затем в Раухайме царь Фердинанд I встретился с императором Вильгельмом II. В ходе этой встречи он описал положение своей страны и своей армии в самых мрачных тонах и был в этом, к сожалению, абсолютно прав.

15 сентября так называвшаяся Восточная армия, насчитывавшая около 200 000 человек личного состава, под командованием генерала Луи Франше д’Эспере перешла в наступление. В результате некоторые болгарские дивизии сразу же сложили оружие, а другие, совершенно разбитые, удрали в горы. В итоге болгарская армия в течение буквально нескольких дней перестала существовать.

В самой же Болгарии не нашлось никого, кто мог бы остановить ход печальных событий. Оказалось, что Малинов давно вел переговоры с американским поверенным в делах, который на протяжении всей войны оставался в Софии, поскольку дипломатические отношения между правительствами двух стран формально не прекращались. Начальник же штаба действующей армии генерал Иван Луков по отношению к Антанте вообще был настроен дружески. Сам царь колебался, заверяя своих союзников в неизменной верности, одновременно склоняя свое правительство к капитуляции перед Антантой. При этом единственным надежным другом имперских властей среди болгарских сановников оставался только генерал пехоты Никола Жеков, лежавший тяжелобольным в венском санатории.

Вечером 26 сентября мы получили в Бадене известие о том, что Болгария предложила врагу перемирие, а 29 сентября оно было подписано.

Турцию тоже не миновал водоворот развернувшихся событий.

Тем не менее,