несмотря ни на что, нами все же была предпринята попытка быстро перебросить из Украины на Балканы несколько немецких и австрийских дивизий, чтобы под прикрытием медленно отступавшей албанской армейской группы фон Пфлянцер-Бальтина создать в Старой Сербии новый фронт. Однако имевшихся в нашем распоряжении сил было уже недостаточно.

Австро-венгерские части, состоявшие из поляков, мадьяров и словаков, после их выгрузки отказались вступать в бой, а одна чешская дивизия, не сделав ни единого выстрела, вообще покинула свои позиции возле Вранье. Поэтому фельдмаршалу Кевессу фон Кевессгаза, принявшему на себя командование войсками на Балканах[103], ничего не оставалось, как постепенно отступить за Дунай[104].

Приближался октябрь.

В самом начале этого месяца – я думаю, это было 2 октября – посол граф фон Ведель попросил меня приехать к нему в Вену. Приветствовал же он меня такими словами:

– Дорогой господин генерал, мы проиграли войну. Сегодня утром я получил сообщение от министерства иностранных дел о том, что Германия хочет просить президента Вильсона о прекращении огня, чтобы достичь мира на основе четырнадцати пунктов[105].

В последние дни Верховное командование информировало меня очень мало, и я ничего не знал о принятых 29 сентября в Спа решениях. Поэтому можно только представить, с какими чувствами я воспринял сообщение фон Веделя.

Происходившие в то время в Верховном командовании события к настоящему времени описаны уже достаточно подробно. Тем не менее я могу засвидетельствовать, что широко распространенное мнение о том, что генерал Людендорф принял судьбоносное для Германии решение под воздействием нервного срыва, является абсолютно ошибочным.

Генерал Людендорф в ходе неоднократных бесед со мной горько сетовал на то, что министерство иностранных дел в Берлине никак не могло решиться на обговоренное в Спа посредничество какой-либо нейтральной страны и поэтому, как это часто бывало, в данный вопрос приходилось вмешиваться самому Верховному командованию.

5 октября Германия и Австро-Венгрия опубликовали свои ноты, содержание которых было заранее согласовано. При этом венское правительство, как и следовало ожидать, весьма охотно откликнулось на приглашение Германии обратиться с мирными предложениями к Вильсону. Однако тем самым Австро-Венгрия подписывала себе смертный приговор.

С каждым днем становилось все более очевидным, что крах империи Габсбургов при всех возможных вариантах развития событий неизбежен. В октябре же сход ужасной лавины, которая должна была похоронить империю, приближался с каждым часом. В те глубоко скорбные недели предстояло наглядно убедиться в том, насколько тесно связаны между собой внутренняя и внешняя политика, особенно в таком многонациональном государстве, как Австро-Венгрия.

Еще в конце июля министр-президент Цислейтании Эрнст Зайдлер фон Фойхтенегг был вынужден уступить свое место клерикалу барону Максу Гусареку фон Гейнлейн. Сам же фон Фойхтенегг был назначен императором руководителем канцелярии имперского кабинета, на должность которого он подходил лучше.

Однако и фон Гейнлейн не мог уже предотвратить процесс распада, ведь в тех условиях большего сделать не в состоянии был и гений. Однако он ничего не предпринял и для

смягчения тех потрясений, которые были связаны с данным процессом. К тому же противившаяся на протяжении 50 лет решению чрезвычайно сложного австрийского вопроса Венгрия и в этот последний период с непостижимым упорством противостояла всем не угрожавшим существованию Дунайской империи попыткам его урегулирования.

С чехами в 1918 году тоже почти ничего нельзя было поделать. Они возлагали свои надежды на будущее исключительно на победу Антанты. Причем любая «компенсация», которая отвечала бы «самым скромным» чешским пожеланиям, привела бы к превращению немцев в стране в смертельных врагов монархии, поскольку она означала полную экстрадицию богемских немцев. Готовность же императора Карла I к коронации в Праге чешские вожди, целиком и полностью работавшие на врага, вообще воспринимали с презрительной усмешкой.

Сейчас трудно сказать, имелись ли в последние месяцы еще активные силы, которые могли бы поддержать монархию, но если они и были, то только в южнославянских областях. И в этом вопросе император, надо признать, приложил немало усилий, выступая за то, чтобы южные славяне получили столь желаемую ими самостоятельность в рамках монархии. Однако против этого возражал Будапешт. В частности, известный венгерский политический деятель Шандор Векерле постоянно забрасывал императора в Королевском совете аргументами, которым тот не мог противостоять. Он напоминал о материальной зависимости Австрии от Венгрии и, что еще важнее, о коронационной клятве, запрещавшей венгерскому королю уступать другому государству венгерскую землю (в данном случае речь шла о Хорватии) без согласия нации, то есть мадьяров.

Вдобавок император позволил некоему злополучному советнику, имя которого так и не удалось узнать, уговорить себя отправить в сентябре в южные земли империи для изучения южнославянского вопроса графа Иштвана Тису. А ведь высокомерное поведение Тисы по отношению к представителям южнославянских народов могло вызвать у них только ненависть и ожесточение.

Своей обличительной речью, которую Тиса произнес 23 сентября в Сараево перед посланниками Боснии, он разочаровал всех, кто в него верил, и одновременно провалил попытку добиться в последний час успешного решения хотя бы южнославянского вопроса. И надо было такому случиться, что именно тот человек, который выступал в Сараево, преисполненный величием правителя, можно даже сказать, гордостью победителя по отношению к покоренным племенам, уже через две недели нанес первый смертельный удар по армии, заявив в венгерском парламенте[106]: «Мы проиграли войну!»

Что же касалось Польши и Галиции, то их народы давно отвернулись от Австрии. Уже никто не вспоминал о той выдающейся и на многое влиявшей роли польских политиков, которую они играли в Австрии на протяжении десятилетий, что лишний раз подтверждало правило о том, что в жизни народов благодарность встречается так же редко, как и у людей.

Ничто так ярко не свидетельствовало о том, как мало тогда заботились вышеупомянутые земли о центральной венской власти, как цифры по сбору урожая. В частности, всячески саботировали поставку продуктов питания австрийским немцам чехи, которые в середине сентября самовольно начали повышать так называемый «национальный налог».

Поэтому момент для глубоких государственных преобразований был самым неподходящим. Однако мирное предложение от 5 сентября заставило монархию принять необходимость придания конституционной формы положениям четырнадцати пунктов Вильсона, то есть оформить все так, чтобы это соответствовало требованиям о национальных автономиях, изложенным в десятом пункте. При этом о том, что великий американский мировой благодетель Вильсон толкает Центральные державы на тонкий лед (в Германии тоже оказались свергнутыми император и династия Гогенцоллернов), предпочитали не думать.

В результате Австрия подошла к витавшему в воздухе уже несколько десятилетий процессу преобразований достаточно лояльно, и 1 октября фон Гейнлейн в австрийской палате депутатов объявил о наступлении великого часа