Но в последние сутки ему полегчало. Тошнота отступила, ичахоточный кашель, заставлявший его застирывать окровавленный респиратор, чутьослаб. Может, организм сам справился с недугом? А может, и не было вообщеникакого заражения? А? Просто он слишком мнителен; всегда знал это за собой, ивсе равно так перепугался…

Перегон за Серпуховской — темный, глухой — пользовалсядурной славой. Насколько было известно Гомеру, до самого Полиса они не должныбыли встретить ни одной души, но вот промежуточный полустанок между обитаемойСерпуховской и жилой Боровицкой мог удивить странников. О Полянке в метроходило немало легенд; если им верить, эта станция редко покушалась на жизнипроходящих мимо, зато могла повредить их рассудок.

Старику случалось бывать здесь несколько раз, но ни с чемособенным он не сталкивался. Легенды давали объяснения и этому, Гомер знал ихвсе. И теперь он изо всех сил надеялся, что станция и на сей раз останетсятакой же мертвой и заброшенной, как в лучшие времена.

Метров за сто до Полянки ему стало не по себе. С первыми жедалекими отблесками белого электрического света на мраморе стен, с первыми жеэхом переломленными звуками, долетавшими сюда со станции, старик заподозрилнеладное. Он отчетливо слышал человеческие голоса… А этого никак не могло быть.Хуже того — Хантер, за сотни шагов неведомо как ощущавший присутствие любыхживых существ, сейчас оставался совершенно глух и равнодушен.

На обеспокоенные взгляды он старику не отвечал, полностьюпогрузившись в себя, будто не видел того, что открывалось сейчас Гомеру…Станция была обжита! Когда успели? Гомер прежде частенько задумывался, почему,несмотря на всю тесноту, жители Полиса никогда не пытались освоить иприсоединить пустующую Полянку. Помешать этому могли только суеверия. Нопохоже, они одни уже были достаточно веской причиной, чтобы оставить странныйполустанок в покое.

Пока кто-то не сумел преодолеть страх перед ней и развернутьздесь палаточный городок, провести освещение… Боже, до чего же расточительнотут обращались с электричеством! Еще даже до того, как выбраться из туннеля наплатформу, старику пришлось прикрыть глаза ладонью, чтобы не ослепнуть: подпотолком станции сияли ярчайшие ртутные светильники.

Поразительно… Даже Полис не выглядел так чисто иторжественно. На стенах не осталось ни следа пыли или копоти, и мраморные плитысверкали, а потолок казался выбеленным лишь вчера. Сквозь проемы арок Гомеру неудалось углядеть ни единой палатки — еще не успели разместить? А может, сделаютздесь музей? С чудаков, которые правят Полисом, станется…

Платформа постепенно заполнялась людьми. Им не было никакогодела ни до обвешанного оружием головореза в титановом шлеме, ни до ковылявшегорядом с ним чумазого старика. Приглядевшись к ним, Гомер понял, что не в силахбольше сделать ни шага: у него отнялись ноги…

Каждый из подходивших к краю платформы был разряжен так,будто на Полянке снимался фильм о двухтысячных. Пальто и плащи с иголочки,пестрые дутые куртки, лазурно-синие джинсы… Где же ватники, где драная свинаякожа, где неизбывный бурый цвет метро, могила всех цветов? Откуда такоебогатство?!

А лица… Это были лица людей, которым не пришлось в один мигпотерять всю свою семью. Лица тех, кто еще сегодня видел солнце и кто, в концеконцов, просто начал день горячим душем. Старик был готов ручаться за этоголовой. И еще… Многие из них казались Гомеру неуловимо знакомыми.

Удивительных людей становилось все больше и больше, онитеснились у края платформы, но на пути не спускались. Скоро уже вся станция оттуннеля до туннеля была заполнена нарядной толпой. На Гомера по-прежнему никтоне смотрел. Куда угодно — в стену, в газеты, украдкой — друг на друга, масляноили любопытно, брезгливо или участливо, но только не на старика, словно тот былпризраком.

Зачем же они здесь собрались? Чего ждут?

Гомер наконец пришел в себя. Где же бригадир? Как онобъяснит необъяснимое? Почему ничего не сказал до сих пор?

Хантер остановился чуть поодаль. Его совсем не интересоваластанция, запруженная людьми, сошедшими с фотографий четвертьвековой давности.Он тяжело уставился в пространство прямо перед собой, будто упершись в некуюпреграду, будто в нескольких шагах перед ним на уровне глаз в воздухе повислонечто… Старик подобрался поближе к бригадиру, опасливо заглянул под забрало…

И тут Хантер нанес удар.

Сжатый кулак вспорол воздух, ушел слева направо по страннойтраектории, как если бы бригадир хотел полоснуть несуществующим клинком кого-тоневидимого. Гомер, которого тот едва не задел, отскочил в сторону, а Хантерпродолжил схватку. Он бил, отступал, обороняясь, пытался удержать кого-тостальным зажимом, а через секунду сам хрипел в удушье, еле высвобождался и бросалсяв атаку. Бой давался ему все труднее, незримый противник одолевал. Хантеру всетяжелее было подниматься на ноги после неслышных, но сокрушительных ударов; всемедленнее и неувереннее становились его движения.

Старика не покидало ощущение, что он уже видел что-топодобное, и совсем недавно. Где и когда? И что, черт возьми, творилось сбригадиром? Гомер пытался звать его, но докричаться до одержимого былоневозможно.

А люди на платформе не обращали на Хантера ни малейшеговнимания; он не существовал для них точно так же, как они не существовали длянего. Их явно заботило другое: они все тревожнее посматривали на наручные часы,недовольно надували щеки, переговаривались с соседями и сверялись с краснымицифрами электронных часов над жерлом туннеля.

Гомер прищурился, глядя на них вслед за остальными… Это былсчетчик, замеряющий время с момента прохода предыдущего поезда. Но его таблоказалось неестественно вытянутым, десятизначным: восемь цифр до мигающегодвоеточия и еще две — секундомер — после. Змеились красные точки, отсчитываяубегающие секунды, менялась последняя цифра в невероятно длинном числе:двенадцать с чем-то миллионов.

Раздался крик… Всхлип.

Старик отстал от загадочных часов. Хантер, неподвижный,ничком лежал на рельсах. Гомер бросился к нему, еле перевернул тяжкое неживоетело лицом кверху. Нет, бригадир дышал, хоть и рвано, а ран на нем не быловидно, хоть глаза и закатились, как у мертвеца. Правая рука не разжималась; итолько тут старик обнаружил, что Хантер все же не был безоружен в этом странномпоединке. Из кулака выглядывала рукоять черного ножа.

Гомер отхлестал бригадира по щекам, и тот, стеная какпохмельный, заморгал, приподнялся на локтях, обшарил старика мутным взором.Потом одним махом вскочил на ноги и отряхнулся.