– Венн оттолкнул меня, когда я должен был погибнуть подкамнем. Помнишь, он со сломанными рёбрами назад вылез? Это тогда и произошло. АЛинобат был таким же рабом, как и он. И надсмотрщиком – никудышным!

– А это имеет значение? – нехорошо сощурилсяЦерагат. – Кто-то будет решать, плох надсмотрщик или хорош, и позволитрабам нападать? Уж не ты ли взялся об этом судить?

– Нет. Но Линобат остался должен мне двадцать лауров.Для меня это немалые деньги. Он выпросил их у меня почти год назад, поклявшись,что отдаст через три дня. А без венна я бы в Колодце… двадцать раз погиб. Иесли для тебя долг перед рабом так же ничтожен, как и данное ему слово, то ятебе вот что скажу. Я предлагаю КУПИТЬ у тебя его жизнь. Я дам за Линобатацену, которую ты назовёшь. И буду оплачивать содержание венна, пока он не поправитсяили не умрёт… – Второе было гораздо вероятнее. – Вычти эти деньги измоего заработка. Если не хватит, я буду работать в долг… Но не вели казнитьего, Церагат. Эта казнь тебе только встанет в убыток.

Старший назиратель насмешливо подбоченился.

– Год работы бесплатно, Гвалиор. За всё про всё. Дажеесли твой венн сдохнет прямо здесь и сейчас. Ну как? Не велика цена? Целый год,а? За облезлого Пса-то? Идёт?..

Внутренне нардарец покачнулся и застонал. Но внешнеухитрился остаться невозмутимо спокойным. Когда-то более опытные надсмотрщикиучили его оставлять смущение и страх при себе, ни в коем случае не показываярабам: «Это звери, сынок… Чуть попяться – сожрут!» Кто мог знать, где и какпригодится усвоенная наука!

И Гвалиор сказал:

– Год жизни прочь, но без венна не было бы у меня иэтого года. Так что – идёт, Церагат. Цена справедливая!

– Куплено, – кивнул Церагат. С края ямы в нардарцаударил оглушительный смех. Старший назиратель повелительно вскинул руку: –Венна не трогать!..

Волк очень неохотно спрятал кнут и с ворчанием подалсяпрочь. Слово старшего назирателя на руднике было законом, против которого дажеон, дерзкий, не решался идти.

Церагат подозвал работников и ткнул пальцем через плечо,указывая на медленно стынущие останки Тиргея:

– А эту падаль – в отвал.

Несчастный Тиргей всё-таки не ошибся в расчётах: наверхустояло действительно лето. В Самоцветные горы приходили караваны и привозилисамых разных людей. Рабов и свободных…

Однажды в рудниках появились Ученики Близнецов. Им не былонужды пристраиваться к купеческим караванам. Жрецы располагали достаточнымибогатствами, чтобы снаряжать свои собственные. И даже более. Почти каждый годони выкупали на свободу сколько-то единоверцев.

Золотом или дорогими каменьями хозяев самоцветного приискаудивить было трудно, но Ученики привозили нечто гораздо более ценное.Невзрачные с виду, крохотные серенькие кристаллы. Знающие люди воскуряли их наособых жаровнях. Или растворяли в больших чашах вина – и на сутки-двоепогружались в блаженство…

Слух о приезде жрецов мгновенно распространился поподземельям. Все, кто мог, кинулись расспрашивать почитателей Близнецов об ихпоклонении. Иные, не скупясь, учили друзей священным знакам своей веры и тому,как следовало отвечать на вопрос: «Почему, признавая Единого, мы молимсяБлизнецам?» Другие, наоборот, отмалчивались. Вдруг жрецы выкупят обманщиков, аистинно верующих освободить уже не смогут?..

Серый Пёс знать не знал о переполохе в пещерах. К вороту –их с Тиргеем вороту – давно приковали двух других бедолаг, чем-то провинившихсяв общем забое. Они крутили тяжеленный рычаг, без конца переругиваясь: обоимказалось, будто напарник ленился и ловчил. Ворот отсчитывал десятки и сотнивращений, снова и снова проплывая над венном, но тот вряд ли видел его, дажекогда открывал ненадолго глаза. Он зыбко плыл между жизнью и смертью, инадсмотрщик не знал, стоило ли тратить на него ежедневную чашку воды. Серый Пёслежал запоротый по сути насмерть, вновь приняв наказание, которого не положеновыдерживать человеку. Только рядом больше не было Мхабра, готового поделитьсясобственной жизнью. А год, откроенный у Гвалиора, исчислялся всего лишьденьгами. Их не перельёшь в жилы друга, не вдохнёшь в сердце, готовое замеретьнавсегда…

Жрец – сегван по имени Хономер – пришёл в сопровожденииВолка, которому было поручено водить его по пещерам. Серый Пёс не сразу заметилих, потому что перед ним шествовали вереницы чёрно-багровых теней, торжественнонизвергавшиеся в мерцающую чёрно-багровую бездну. Волк ткнул его черенкомкопья, и раб медленно повернул голову.

Все почему-то уверены, будто жрецы – это непременноседобородые старцы с глазами, в которых тлеет нездешнее пламя. Ну, с пламенемвсё было в порядке, но Хономер оказался на удивление молод. Старше Серого Пса,но заметно моложе несчастного Тиргея, не достигшего аррантского возрастазрелости. Тем не менее двуцветное одеяние Ученика (половина алая, половиназелёная – в память о Путях божественных Братьев) отливало яркими красками:признак немалого сана. Он внимательно посмотрел на раба… Того ослепил близкоподнесённый факел, и он устало опустил веки. Жрецу показалось, будто возлепокрытого струпьями плеча шевельнулись лохмотья, и оттуда на миг выглянули двакрохотных светящихся глаза. Впрочем, это, скорее всего, блеснули при огне осколкируды…

– Святы Близнецы, чтимые в трёх мирах! – раздельнопроговорил Хономер.

Волк предупреждал его, что полумёртвый каторжник был дикимязычником. Серый Пёс действительно довольно долго молчал. Но потом всё жеответил:

– И Отец Их, Предвечный и Нерождённый…

Он хорошо помнил, как приветствовали друг друга УченикиБлизнецов. Старик, долго живший в доме рода, всегда радовался, когда веннскиедети здоровались с ним словами его веры…

Волк молча стоял за спиной Хономера, похлопывая свёрнутымкнутом по ладони.

– Нет Богов, кроме Близнецов и Отца Их, Предвечного иНерождённого! – провозгласил жрец.

Много лет спустя Серый Пёс с неохотой и стыдом вспоминалохватившее его искушение и миг колебания, который – из песни слова не выкинешь– всё-таки был. Сказать, что свобода и жизнь властно манили его, – значитничего не сказать. У него было дело, которое он обязательно должен был сделать,прежде чем умереть. Долг, который следовало непременно отдать.

Ради этого стоило пойти на обман. Да какой там обман –всего-то вытолкнуть из себя два слова неправды. И кто осудил бы его за такуюнеправду?..

«Нет».

– Я молюсь своим Богам… – выговорил он медленно. Итяжело закашлялся, уткнувшись лицом в пол. Страшный рудничный кашель, сжёгшийМхабра, Тиргея и тысячи других, наконец-то достал и его.

– Догнивай же в мерзости, ничтожный язычник! –Ладонь жреца вычертила между ними в воздухе священное знамя – Разделённый Круг.Надсмотрщики видели, как, освобождая единоверцев, брат Хономер сам промывалгнусные нарывы и перевязывал раны. Но от язычника он отошёл, брезгливоподхватив полы двуцветного одеяния. Волк молча удалился следом за ним.