Первые несколько месяцев Гвалиору казалось, что год,назначенный Церагатом, не истечёт никогда. Над ним подтрунивали, без концаизмеряя оставшийся срок то в кружках пива, не выпитых нардарцем, то внепотребных девках, которых он мог бы купить на свой так глупо упущенныйзаработок. Гвалиор от этих насмешек поначалу зверел, потом заставил себяхохотать вместе с другими, и острословам очень скоро стало неинтересно егоподдевать. Седмицы, как по волшебству, сразу побежали быстрее. Когда однажды онспохватился – оказалось, что год истёк накануне.

И в тот же день всё кончилось. Действительно – ВСЁ.

Причём далеко не так, как он себе представлял.

…Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся подпотолком. Косматая, позвякивающая кандалами толпа…

Вереницу рабов вели через подземный зал с высокими белёсымистенами, тот, где когда-то трудился Горбатый Рудокоп и была святая площадка.Гвалиор очень не любил, когда ему приходилось сопровождать невольников черезэту пещеру, но, как выразились бы у него дома, «судьба придёт – под лавкойнайдёт». По краю площадки, забавляясь послушно вьющимся кнутом, прохаживался надсмотрщикпо прозвищу Волк.

– Эй, крысоеды! – крикнул он с вызовом. – Нучто, хочет кто-нибудь на свободу?

– Скажите этому посрамлению его рода… – сейчас жеотозвался из глубины толпы низкий, сдавленный голос. – Я!!!

У Гвалиора похолодело на сердце. «Я не смог уберечь Тиргея.А теперь потеряю ещё и тебя… Священный Огонь! За что?..»

Говорил молодой раб, которого считали необыкновенно опасными всё время держали на одиночных работах, да притом в укороченных кандалах,чтобы не мог ни замахнуться, ни как следует шагнуть. Он и теперь, в первый разза полгода, шёл в общей веренице только потому, что его переводили в новыйзабой.

А на плече у него сидела большая летучая мышь. С крылом,некогда разорванным ударом кнута.

– Ты? – с притворным удивлением сказал невольникуВолк. – Давненько я тебя не видал! Стало быть, ещё не подох?

Серый Пёс ничего ему не ответил, потому что обычай егонарода не велел разговаривать с врагом, которого собираешься убивать, а Гвалиорнеожиданно рассмотрел на другой стороне площадки стоявшего там Церагата.Старший назиратель чему-то слегка улыбался – удовлетворённо, уверенно. Тогдаокончательно похолодевший нардарец понял, что появление Волка и вызов,брошенный им в толпу, – всё это было далеко не случайно. И далеко неслучайно произошло именно сегодня. На другой день по окончании оговорённогосрока…

Церагат держал слово, данное свободному. Но держал присущимлишь ему способом…

Между тем поединок обещал стать достопамятным зрелищем. Обабыли веннами, а венны славились как неукротимые воины, даже и с голыми рукамиспособные натворить дел. Кое-кто знал, что этих двоих в своё время привёз нарудник один и тот же торговец рабами, Ксоо Тарким, и поначалу они оченьдружили. Потом, правда, их пути разошлись… Семь лет спустя в круге факельногосвета стояло двое врагов. Двое молодых мужчин, оба невольники. Серый Пёс, годтому назад замученный насмерть и всё-таки выживший. И Волк, его палач…

Пугливо косившийся работник расковал Серого Пса. Сначала оносвободил ему ноги, потом потянулся к ошейнику, но тут же, вскрикнув, отдёрнулруку: Нелетучий Мыш цапнул его за палец острыми, как иголки, зубами. Из толпырабов послышался злорадный хохот и замечания сразу на нескольких языках:

– Пониже, пониже его укуси, маленький мститель…

– Нас калёным клеймом метил, а сам визжит, какнедорезанный поросёнок!..

И кто-то уже подначивал:

– Покажи ему, Серый Пёс, покажи…

Но Серый Пёс не стал обращать внимания на такую мелочь, какрудничный холуй, по ошибке именовавшийся кузнецом. Он накрыл ладонью злобношипевшего Мыша, и работник снял с него ошейник, а потом, в самую последнююочередь, освободил руки. И скорее убрался в сторонку, обсасывая прокушенныйпалец. Серый Пёс повёл плечами, заново пробуя собственное тело, отвыкшее отсвободных движений. И шагнул вперёд. Волк ждал его, держа в правой руке верныйкнут, а в левой – длинный кинжал с острым лезвием, плавно сбегавшим от рукоятик гранёному, как шило, острию. И тем и другим оружием Волк владел очень, оченьнеплохо. В чём неоднократно убеждались и каторжники, и другие надсмотрщики,все, у кого хватало дерзости или глупости с ним повздорить.

– Ну? – сказал он, пошевеливая кнутом. – Идисюда.

Он был сыт и силён, этот Волк. Сыт, силён, ловок и уверен всебе. Серый Пёс стоял перед ним, немного пригнувшись, и не сводил с него взгляда.«Не смотри на руку противника, – когда-то поучал его Мхабр, вождьсехаба. – Это всего лишь часть, зависящая от целого. Не смотри ему и вглаза: они могут завлечь тебя и обмануть. Направь свой взгляд на Средоточие,где рождается и умирает любое движение…»

Толпа кандальников замерла. Было слышно, как где-то в углукапала с потолка сочащаяся вода.

Все ждали: вот сейчас кнут Волка метнётся лоснящимсяизвивом, словно охотящаяся гадюка, резанёт соперника по глазам… Вышло иначе.Волк стремительно подался вперёд, выбрасывая перед собой руку с кинжалом,нацеленным рабу в живот.

Тот мгновенно отшатнулся назад, уходя от неминуемой смерти.

Толпа глухо загудела, заволновалась. Притиснутые к дальнейстене карабкались на выступы камня. Кто-то пытался опереться на чужое плечо,кто-то упал, нещадно ругаясь. Почему-то каждому хотелось воочию узреть этотбой, о котором, действительно, потом сложили легенды.

Двое противников снова неподвижно стояли лицом к лицу, итеперь уже мало кто сомневался, что Волк пустит в ход кнут. И опять вышлоиначе. Волк ещё раз попытался достать Серого Пса кинжалом, рассчитывая,наверное, что тот не ждал повторения удара.

Раб снова умудрился отпрянуть и сохранить себе жизнь, новыпад оказался наполовину обманным: кнут всё-таки устремился вперёд. Он сшипением пролетел над самым полом, целя обвить ногу Серого Пса и, лишивподвижности, подставить его под удар клинка. Раб с большим трудом, но всё жеуспел перепрыгнуть через змеившийся хвост. Волк, однако, отчасти добилсясвоего. Лёгкое движение локтя, и кнут в своём возвратном движении взвился спола, сорвав кожу с плеча раба. Серый Пёс, как позже говорили, не переменился влице. Вместо него охнула толпа.

– Иди сюда! – выругавшись, сказал Волк. –Твоя мать была кошкой, не чуравшейся кобелей!

Тень Мал-Нахты предостерегающе воздела бесплотные руки… НоСерый Пёс ничем не показал, что слышал эти слова. Он давно отучил себяпопадаться на такие вот крючки. Нет уж. Он ещё схватится с Волком грудь нагрудь, но сделает это по-своему и тогда, когда сам сочтёт нужным. А вовсе не поприхоти надсмотрщика. И если он погибнет, это будет смерть, достойнаясвободного человека. Бойца…

Кнут Волка всё же свистнул верхом, метя по лицу, но СерыйПёс вскинул руку, и плетёный ремень, рассекая кожу, намотался ему на предплечье.Теперь противники были намертво связаны, потому что выпускать кнут Волк несобирался. Лезвие кинжала поплыло вперёд, рассекая густой спёртый воздух. Рыжиеотсветы факелов стекали с него, точно жидкий огонь. Гранёное остриё неотвратимолетело в грудь Серому Псу, как раз в дыру лохмотьев, туда, где под немытойкожей и напряжёнными струнами мышц отчётливо проглядывали рёбра. Правая ладоньраба пошла вверх и в сторону, наперехват, успевая, успевая поймать и докостного треска сдавить жилистое запястье надсмотрщика…