И в это время гораздо более опытный Волк пнул его ногой.Серый Пёс мало что мог противопоставить сноровистому Волку, кроме звериной силыи такой же звериной решимости умереть, но перед этим убить. Неожиданный ударпришёлся в живот и согнул тело пополам, и кинжал с отвратительным хрустом вошёлточно туда, куда направлял его Волк, и Серый Пёс понял, что умирает, и это быловоистину так: когда он попытался вздохнуть, изо рта потекла кровь. Однако онбыл ещё жив. И пока он был жив…

Волк поздно понял, что на погибель себе подобрался слишкомблизко к умирающему рабу. Торжествуя победу, он не отскочил сразу, думаявколотить кинжал до крестовины, и эта ошибка стоила ему сперва зрения, а черезмиг – и жизни. Рука Серого Пса, дёрнувшаяся было к пробитому боку, вдругвыстрелила вперёд, и растопыренные пальцы, летевшие, точно железные гвозди,прямо в глаза, стали самым последним, что Волку суждено было в этой жизниувидеть. Волк успел жутко закричать и вскинуть ладони к лицу, но тем самым онтолько помог Серому Псу поднять вторую руку, ибо кнут, надетый на запястьекожаной петлёй-паворозом, по-прежнему связывал поединщиков, словнонерасторжимая пуповина. Серый Пёс взял Волка за горло и выдавил из него жизнь.Мёртвый Волк бесформенной кучей осел на щербатый каменный пол, и только тогда слевой руки победителя сбежали петли кнута, оставив после себя сочащуюся краснойкровью спираль.

– ВОЛКОДАВ!.. – не своим голосом завопил изглубины толпы кто-то, смекнувший, как называют большого серого пса, способногоуправиться с волком. А из боковых тоннелей, тесня бушующих каторжан, бежалинадсмотрщики: небывалый исход поединка запросто мог привести к бунту.

Отгороженный от недавних собратьев плотной стеной обтянутыхржавыми кольчугами спин, Волкодав ещё стоял на ногах, упрямо отказываясьпадать, хотя по всем законам ему давно полагалось бы упасть и испустить дух. Онзажимал рану ладонями, и между пальцев прорывались липкие пузыри. Он твёрдознал, что у него хватит сил добрести до ворот, ведущих к свободе, – где быони ни находились, эти ворота…

…Старший назиратель Церагат не сразу сумел оторвать взглядот изуродованного тела Волка, своего любимца. Его лучший цепной зверь лежалбезнадёжно мёртвый, и жизнь его была отнята – кем же? Рабом, воплощавшим в себевсё то, что Церагат в рабах ненавидел. Этот парень однажды разрушил легенду,доброе столетие питавшее надеждой каторжников Самоцветных гор. Разрушил – но,оказывается, только затем, чтобы на смену развенчанной легенде прямо на глазаху людей породить новую…

И на сей раз – доподлинную…

Подобного Церагат допустить не желал и не мог.

Никакой свободы этот Серый Пёс, уже наречённый, словно вособую насмешку над ним, Церагатом, прозванием Волкодава, получить не должен. Ине получит! Глотку ему перерезать – и в отвал!.. Бессмысленный обычайпоединков, неизвестно какими недоумками заведённый, всё равно уже давно порапрекратить. А если надсмотрщикам станет скучно, пусть дерутся между собой. Илирабов одного с другим стравливают… И «святую» площадку – завалить камняминемедля…

Он уже открывал рот для приказа, но его опередили.

– Не делай этого, Церагат, – прошипел ему в ухоГвалиор. – Во имя справедливого меча первого Лаура – не делай!

В голосе нардарца звучало некое особенное веселье –бесшабашное, удалое… и, как старший назиратель по опыту знал, куда болееопасное, чем хрипло выкрикнутые угрозы. Это веселье, обычно не свойственноеГвалиору, мигом заставило Церагата напрячься и замереть. И… Он в том непоклялся бы, но ему померещилось едва ощутимое сквозь одежду прикосновение кпояснице остро отточенного клинка. Каждый надсмотрщик, Гвалиор в том числе,носил длинный кинжал. Тяжёлый кинжал, оружие, вовсе не предназначенное длятайного извлечения из ножен…

В отличие от боевого ножа, носимого на предплечье. Ножа слезвием всего в пядь – укрывай хоть в рукаве, если охота. Пяди железа,всаженной сзади, с лихвой хватит, чтобы мгновенно оборвать жизнь…

Церагат закрыл рот, так и не произнеся ни звука. И осталсямолча смотреть, как уходил прочь Серый Пёс по прозвищу Волкодав.

* * *

…Венн плохо помнил, как его вели каменными коридорамиштреков. Сознание меркло, многолетняя привычка брала своё, и ноги переступаликороткими шажками, ровно по мерке снятых с них кандалов. Постепенно делалосьхолоднее: то ли оттого, что приближалась поверхность, выстуженная вечнымморозом, то ли из-за крови, которая с каждым толчком сердца уходила из тела ичёрными кляксами отмечала его путь. Почти всюду эти кляксы мигом исчезнут подсотнями тяжело шаркающих ног, – эка невидаль, кровь на рудничныхкамнях! – но кое-где пятна сохранятся, и рабы станут показывать их другдругу и особенно новичкам, убеждая, что легенда о завоевавшем свободу – невымысел…

А пока Волкодав просто шёл, поддерживаемый неведомо какойсилой, и вся воля уходила только на то, чтобы сделать ещё один шажок и неупасть. Перед ним проплывали мутные пятна каких-то лиц, но он не мог дажеприсмотреться как следует, не то что узнать. Шаг. Держись, Волкодав. Держись,не умирай. И ещё шаг. И ещё…

Мелькнула дремучая борода распорядителя Шаркута, с которым,сидя на лошади, беседовал купец Ксоо Тарким.

– Это – самый дешёвый раб, – небрежно кивнулторговец на Волкодава. – Никакого толку с него не будет, помяни моё слово.

Шаркут согласно кивнул.

– Эти венны, они все такие. В жизни своей не встречалболее тупой и злобной скотины…

– Я думал, не найдётся способных выйти отсюда, –перебил Шаркута седобородый горшечник. – Я ошибался. Меня звали Кернгорм…

Из-за его спины вышел Каттай. Он взял Волкодава за руку инесколько шагов шёл с ним рядом, поддерживая и ведя. Он сказал:

– Я хотел выкупить маму… Расскажешь ей, хорошо?

Отодвинув чьи-то ноги, по обыкновению на четверенькахвысунулся калека Динарк.

– Ты о чём себе думаешь?.. – напустился он навенна. – Ты куда это собрался? А мы как же тут без тебя?..

– Отстань от парня, старый ворчун, – утихомирилхалисунца чернокожий Мхабр. Подпёр Волкодава крепким плечом… и тот с изумлениемобнаружил, что вождь сехаба одного с ним роста. Как так? Раньше Мхабр всегдабыл для него великаном… – А вот драться как следует ты по-прежнему неумеешь, – пожурил венна мономатанец. – Объяснял я тебе, объяснял… Ктоже так от ножа отбивается?.. Ну ничего. Выучишься ещё.

– Обязательно выучится, – кивнул маленький Аргила,появившийся с другой стороны. Странно, но его замызганная ладошка источала неменьшую силу, чем ручища могучего Мхабра: – Я жил на острове Старой Яблони… Тыне забудешь?

– Не забуду… – пообещал им Волкодав. – Ничегоне забуду…

Почему все они так уверенно говорили о его будущем, когда онумирал?..

Аргилу сменил Тиргей, облачённый в белую льняную рубашку исандалии на тонких ремнях. Венн стал ждать, что тот ему скажет, но аррант несказал ничего. Только одобрительно кивал головой в рыжем золоте завитков –словно благословлял…