— А что, если этот мужчина все-таки любил свою молодую жену?Любовь способна превратить человека в ангела — или в дьявола… Она по-детскиобожала его, но он никак не мог разбудить в ней женщину — и сходил из-за этогос ума. Он терзал ее, потому что любил. Так бывает — и вы не хуже меня этознаете.

— Да, — признал мистер Саттертуэйт, — я сталкивался с чем-топодобным, хотя очень, очень редко.

— Зато вы, наверное, сталкивались с таким явлением, какраскаяние, непреодолимое желание загладить свою вину, чего бы это ни стоило.

— Да, но смерть наступила слишком быстро…

— Смерть! — В голосе мистера Кина послышались явственныенотки презрения. — Но ведь вы верите в жизнь после смерти? Так можете липоручиться, что те же самые страсти и желания, которые управляют людьми здесь,не движут ими и в той, другой жизни? И если желание очень, очень сильно —найдется и посредник, который поможет его осуществить.

Голос его стал постепенно затихать, словно удаляясь.

Мистер Саттертуэйт поежился и встал.

— Мне пора возвращаться в отель, — сказал он. — Если нам попути.

Но мистер Кин покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Я вернусь той же дорогой, какойпришел.

Взглянув через плечо, мистер Саттертуэйт успел увидеть, какего друг подходит к обрыву.

Мистер Саттертуэйт так до конца и не понимал, что заставляетего ездить к Денменам. То были люди не его круга. Они не принадлежали ни квысшему свету, ни к артистической элите — словом, самые заурядные обыватели.Мистер Саттертуэйт познакомился с ними в Биарицце и принял их приглашение.Приехав в гости, он тут же смертельно заскучал, однако вскоре почему-то приехалопять и вот теперь едет снова.

Почему? — спрашивал он себя двадцать первого июня, выезжаяиз Лондона на своем «роллс-ройсе».

Джону Денмену, человеку солидному и в деловом мире весьмауважаемому, было около сорока. Ничто не сближало его с мистером Саттертуэйтом —ни общество, в котором они общались, ни, тем более, взгляды на жизнь. В сфересвоей деятельности он, пожалуй, был весьма неординарным человеком, однако внеее был малоинтересен и начисто лишен воображения.

«Зачем я туда еду?» — опять спросил себя мистер Саттертуэйт,и единственный пришедший на ум ответ показался ему столь туманным инезначительным, что он почти не удостоил его вниманием. Ответ этот заключалсявсего-навсего в следующем: его заинтересовала одна из комнат большогодобротного дома Денменов, а именно гостиная миссис Денмен.

Нельзя сказать, чтобы она выражала индивидуальность своейхозяйки. Точнее, насколько мистер Саттертуэйт мог судить, — у этой женщины небыло индивидуальности. Ему вообще до сих пор не встречались лица, до такойстепени лишенные какого бы то ни было выражения. Он знал, что по происхождениюона русская. В начале Первой мировой Джон Денмен оказался в России, воевалвместе с русскими, после революции едва успел унести ноги, привез с собой вАнглию русскую беженку, оставшуюся без гроша, и, невзирая на недовольствородни, таки женился на ней.

Комната миссис Денмен сама по себе была ничем непримечательна. Она была обставлена крепкой, добротной мебелью стиля«хепплуайт»[74] и подошла бы скорее мужчине, чем женщине. Лишь один предмет вней решительно не соответствовал остальной обстановке: китайская лаковая ширмас росписью, выполненной в кремовых и розоватых тонах. Таким экспонатом мог быгордиться любой музей. То была поистине редкостная вещь, мечта коллекционера.

Здесь, на сугубо английском фоне, она казалась совершеннонеуместной. Ей бы служить главным украшением комнаты, в которой все прочиедетали дополняли бы ее и перекликались бы с ней. И, однако же, мистерСаттертуэйт не мог упрекнуть Денменов в отсутствии вкуса: все остальное в домебыло продумано до мелочей, все прекрасно сочеталось между собой.

Мистер Саттертуэйт тряхнул головой. Этот, казалось бы,пустяк почему-то не давал ему покоя. Именно он, и ничто другое, по-видимому, изаставлял мистера Саттертуэйта снова и снова возвращаться в этот дом. Может,эта китайская ширма в английской гостиной — всего лишь женская прихоть? Однако,вспоминая миссис Денмен, флегматичную женщину с несколько резковатыми чертамилица, правильно и без малейшего акцента говорящую по-английски, мистерСаттертуэйт никак не мог связать ее образ с подобными капризами.

Машина наконец подкатила к дому, и мистер Саттертуэйтвыбрался из нее, все еще размышляя о загадке китайской ширмы. Дом Денменовназывался «Эшмид» и занимал около пяти акров Мелтонской пустоши, что милях втридцати от Лондона, на высоте около пятисот футов над уровнем моря. В этихкраях оседают люди преимущественно солидные и респектабельные.

Дворецкий встретил мистера Саттертуэйта с надлежащимпочтением. Мистер и миссис Денмен в настоящий момент отсутствуют, сообщил он,они на репетиции, но просят мистера Саттертуэйта до их возвращения чувствоватьсебя как дома.

Мистер Саттертуэйт кивнул и, вняв просьбе хозяев, направилсяв сад. Рассеянно оглядывая цветочные клумбы, он не спеша брел по тенистойдорожке и вскоре оказался возле каменной ограды с калиткой. Калитка была незаперта, мистер Саттертуэйт шагнул на улицу и огляделся.

Перед ним лежала прелестная улочка — зеленая, тенистая, свысокой живой изгородью по обе стороны — классическая сельская улочка,петляющая то вправо, то влево. Мистер Саттертуэйт припомнил штемпель наконверте: «Эшмид, улица Арлекина» — и местное ее название, когда-то вскользьупомянутое миссис Денмен.

— Улица Арлекина, — тихонько пробормотал он. — Интересно…

Он свернул за угол.

Впоследствии он не раз спрашивал себя, почему, встретив заповоротом своего загадочного друга мистера Арли Кина, он почти не удивился. Онипожали друг другу руки.

— Стало быть, и вы здесь, — сказал мистер Саттертуэйт.

— Да, я тоже в гостях у Денменов, — ответил мистер Кин.

— Вы — в гостях?

— Да. Вас это удивляет?

— Н-не то чтобы… — запнувшись, проговорил мистерСаттертуэйт. — Но мне кажется, вы нигде не гостите подолгу.

— Ровно столько, сколько нужно, — без улыбки сказал мистерКин.

— Понимаю, — кивнул мистер Саттертуэйт. Несколько минут обашли молча.