— Я знаю, что вы думаете… — продолжал Косден, но мистерСаттертуэйт перебил его.

— Прошу меня извинить, но я имею основания в этомсомневаться, — сказал он. — Никто не может знать, что думает другой человек.Некоторые, правда, полагают, что знают, — но они почти всегда ошибаются.

— Ну, возможно, не берусь утверждать, — несколькостушевавшись, пробормотал Косден.

— Содержание наших мыслей принадлежит только нам, —продолжал его собеседник. — И никому не дано указывать, как и о чем нам думать…Но давайте поговорим о чем-нибудь более приятном. Например, о той старой вилле,что стоит на отшибе, вдали от всего света. Бог весть какие тайны кроются за еесонным очарованием. Сегодня я даже не удержался и подергал одну из ставен…

— Да? — Косден поднял голову. — И она, конечно, оказаласьзаперта?

— Нет, открыта, — сказал мистер Саттертуэйт и добавилвполголоса: — Третья с краю.

— Что? — воскликнул Косден. — Это же та самая…

Он умолк, но мистер Саттертуэйт успел заметить вспыхнувший вего глазах огонек. Вполне удовлетворенный, он встал и распрощался ссобеседником.

Он все-таки немного волновался. Выражаясь театральнымязыком, он беспокоился, не переврал ли он текст — ведь в этой пьесе емудостались ключевые реплики.

Однако, мысленно проиграв все еще раз, он остался доволен.По дороге на утес Косден непременно захочет проверить, заперта ли ставня.Пройти мимо было бы выше человеческих сил. Раз уж воспоминания двадцатилетнейдавности привели его сюда, на далекий остров, то эти же воспоминания подтолкнутего к заветной ставне, и тогда… Что тогда?

«Завтра узнаю», — решил мистер Саттертуэйт и пошелпереодеваться к ужину.

На другое утро около десяти часов мистер Саттертуэйт сновавходил в ворота сада «La Paz». Улыбчивый Мануэль, пожелав ему доброго утра,вручил положенный бутон. Мистер Саттертуэйт заботливо вставил его в петлицу,после чего повернул к дому. Несколько минут он стоял, разглядывая белые стены,увитые лианой с оранжевыми цветами, зеленые облупившиеся ставни. Какаятишина!.. Может, ему все это просто померещилось?

Но в этот момент одна из ставен распахнулась, и в проемепоявилась та, чья судьба занимала сейчас мистера Саттертуэйта больше всего, инаправилась прямо к нему. Она шла легкой стремительной походкой, чуть покачиваябедрами, — казалось даже, не шла, а летела, подхваченная радостной волной. Даона и сама была похожа на аллегорическую[72] фигуру радости, какие встречаютсяна фризах[73] старинных домов, — глаза ее сияли, щеки горели. Ни тени колебанийили сомнений. Она подошла к мистеру Саттертуэйту, положила руки ему на плечи ипоцеловала, потом еще раз, и еще, и еще, и еще. Позже, при воспоминании об этом,ему представлялись крупные темно-красные розы с нежными бархатистымилепестками. Горячий вихрь из лета, солнца и пения птиц. Жаркая радость иневедомое прежде ощущение силы.

— Я так счастлива! — сказала она. — Вы чудо! Откуда выузнали? Как вы могли догадаться? Вы просто добрый волшебник из сказки!

От захлестнувшего ее счастья она какое-то время не моглаговорить.

— Мы договорились сходить сегодня в консульство изарегистрировать наш брак, — сказала она после недолгого молчания. — Когда Джонприедет, его отец будет здесь. Мы скажем, что много лет назад произошлонедоразумение. Он не станет задавать лишних вопросов! О, я так счастлива, таксчастлива, так счастлива!..

Действительно, счастье вздымалось в ней мощным приливом. Егогорячая опьяняющая волна подхватила и мистера Саттертуэйта.

— Энтони узнал, что у него есть сын! Оказывается, это длянего такое чудо! А ведь я думала, что ему будет все равно. — Она доверчивозаглянула мистеру Саттертуэйту в глаза. — Удивительно, как все прекрасно исчастливо закончилось, правда?

В эту минуту он ясно видел ее — маленькую девочку, верящую всказки со счастливым концом, где «двое с тех пор жили долго и счастливо».

Он тихо сказал:

— Если вы наполните счастьем последние месяцы его жизни —это действительно будет прекрасно.

Ее глаза расширились от удивления.

— Послушайте, — сказала она. — Вы что же, думаете, что я дамему умереть? Теперь, когда он вернулся ко мне через столько лет? Да мало развелюдей, от которых доктора давно отказались, а они до сих пор живы? Умереть?..Ну нет, он не умрет!

Он взглянул на женщину, лучившуюся красотой, силой, энергиейи неукротимым мужеством. Да, он тоже слышал, что доктора иногда ошибаются… Ктознает, какую роль в жизни Энтони Косдена может сыграть так называемыйсубъективный фактор?

— Так вы и правда думаете, что я дам ему умереть? —повторила она, снисходительно усмехнувшись.

— Нет, милая, — очень тихо сказал наконец мистерСаттертуэйт. — Нет, я почему-то так не думаю.

И он пошел по кипарисовой аллее к скамейке над обрывом иувидел там того, кого ожидал увидеть. Мистер Кин, улыбающийся, печальный инепостижимый, как всегда, поднялся ему навстречу.

— Ожидали меня? — поздоровавшись, спросил он.

— Ожидал, — ответил мистер Саттертуэйт. Они сели наскамейку.

— Судя по вашему виду, вам, кажется, опять выпала роль Провидения?— произнес наконец мистер Кин. Мистер Саттертуэйт укоризненно взглянул на него.

— Как будто вам не было известно все с самого начала!

— Ну вот, опять вы обвиняете меня во всеведении, — с улыбкойсказал мистер Кин.

— А если вы ничего не ведали, тогда почему были здесьпозавчера вечером — подкарауливали? — парировал мистер Саттертуэйт.

— Ах, вы об этом…

— Да, об этом.

— Я должен был выполнить одну… миссию.

— Что за миссию?

— Помните, вы как-то сами окрестили меня «заступникоммертвых»?

— Мертвых? — несколько озадаченно повторил мистерСаттертуэйт. — Я не совсем вас понимаю.

Мистер Кин ткнул длинным тонким пальцем вниз — туда, где уподножия утеса бурлило море.

— Двадцать два года назад здесь утонул мужчина.

— Я знаю. Но я не вижу…