В конце 50-х Людмила Сергеевна спохватилась. Возрастстремительно подкатывал к сорока, а детей в семье не было. Сначала война, потомсветская жизнь, не хотелось портить фигуру, возиться с бутылочками и пеленками…Но красавица понимала: все, поезд уходит, скоро мелькнет красными огнямихвостовой вагон!

Так же рьяно, как в гимнастику, а потом в домашнеехозяйство, дама кинулась в деторождение. И вновь судьба одарила царскимподарком. Обычно женщины, откладывающие появление младенцев на конец третьегодесятилетия, беременеют с трудом. Людочка с легкостью произвела на свет трехдочек, красавиц и умниц. Ей даже перестали завидовать, понимая, что такойвариант жизни выпадает одной бабе из миллиона: талантливая, знаменитая,богатая, красивая, любящая и любимая жена, отличная мать…

Счастье просто переливалось через край, и длилось оно неодин год. Девочки-погодки подрастали беспроблемными детьми, отличницами,комсомолками. Муж медленно старился, оставаясь по-прежнему влюбленным вминиатюрную супругу. Их брак благополучно избежал всех подводных камней.

Но потом судьба решила, что хватит презентов, и захлопнулакрышку сундука с подарками. Скончался Михаил Дмитриевич. В одну ночь, отсердечного приступа. Людмила Сергеевна, правда, вначале слегка растерялась, нотут же взяла себя в руки.

Похороны прошли по высшему разряду – могила на Новодевичьемкладбище, почетный караул, море венков и горячие заверения друзей: «Звони,сразу поможем».

Через месяц в огромной квартире замолчал телефон. ЛюдмилаСергеевна поняла, что наступает иная жизнь. Впрочем, финансовые трудности непугали. На сберкнижке нежилась тугая копеечка, на которую можно было безбеднопрожить лет двести. Старшая дочь – Танечка – училась на первом курсе иняза.Вторую – Софью – Людмила Сергеевна пристроила в медицинский, третья – Алена –пока школьница, подумывала о театральном.

Потом Софочка влюбилась, сыграли пышную свадьбу. Молодой мужприехал в роскошную квартиру. По вечерам все вместе пили чай с тортом…

И диллия длилась около года и кончилась разом холоднымдекабрьским днем. Танечка, случайно раньше вернувшаяся домой с занятий, нашласупруга Софы в постели… Алены.

Сестра принялась плакать и приговаривать, что Тема ееизнасиловал, молодой зять закричал:

– Да ты сама постоянно передо мной кофточку распахивала!

Начался дикий, какой-то итальянский скандал с битьем посудыи разламыванием стульев.

И спуганная Таня кое-как утихомирила враждующие стороны,пообещала держать язык за зубами и велела любовникам прекратить преступнуюсвязь.

Но они не послушались. Татьяна частенько ловила возбужденныевзгляды, которые они кидали украдкой друг на друга. Боясь, что в конце концовСоня прозреет, Таня рассказала обо всем матери.

Людмила Сергеевна не стала хвататься за голову и ужасаться,а приняла Соломоново решение. Взяла подаренную генералом к 50-летию роскошнуюбриллиантовую брошь и отправилась в исполком к чиновнице, ведавшей спискомочередников на кооперативное жилье. Вопрос решился в два дня. Соня и Артемполучили трехкомнатные хоромы. Добрая мать, продав пару колец, цепочек исерьги, полностью оплатила пай. Как все советские люди, Людмила Сергеевна святоверила в Сбербанк и предпочитала не трогать заначку, отложенную на черный день.Золотые же побрякушки казались чем-то несерьезным, рубли выглядели солидно инадежно.

Молодые съехали. Естественно, им понадобились мебель,холодильник, телевизор, магнитофон…

«Золотой запас» похудел еще на несколько цацек.

Потом взбунтовалась Татьяна.

– Соньке все, а другим ничего, – орала молодая женщина, –разменивай квартиру и выделяй меня!

– Но у Сонечки семья, а у тебя пока нет мужа, – наступиламать на больное место.

Таню просто перекосило от злобы. Людмила Сергеевна невольнозадела кровоточащую рану. Вокруг Танюшки вертелись разные кавалеры, но дальшепоходов в театр дело не шло. И Танюшка была классической старой девой в полномпонимании этого слова. Покраснев до свекольного оттенка, дочурка заявила:

– Потому и не могу в загс пойти, что дома постоянно кто-тоесть! Не ты, так Алена! Ну какой мужик согласится трахаться со мной, когда выза стенкой прислушиваетесь.

Людмила Сергеевна признала справедливость замечания и, вынувиз комодика очередную бархатную коробочку, двинулась к уже знакомой чиновнице.И вновь крайне успешно. Танечка получила отличную однокомнатную квартирку. Иопять понадобилась мебель, холодильник, телевизор… Словом, когда требования особственной жилплощади выдвинула Алена, бархатных сундучков в заповедном ящичкеосталось всего два. Впрочем, их хватило.

Огромная квартира генеральши опустела. Правда, по субботамдочери приезжали на обед. Людмила Сергеевна не слишком огорчалась, оставшись водиночестве. Трезвый ум подсказывал – птенцам надо когда-нибудь вылетать изгнезда! Правда, иногда бунтовало сердце, глядя, как взрослые сын и дочь МарьиСергеевны из пятой квартиры нежно целуют старушку, уходя на работу.

«Какая разница, где мы живем, – утешалась бывшаяспортсменка, – главное, любим друг друга, одна семья».

Потом рухнула и эта шаткая иллюзия. Сначала Соня узнала обывшей связи Артема и Алены. Она приехала к матери и устроила дикий скандал.

– Знаю, – визжала женщина, топая ногами, – отлично знаю, ктопомогал и покрывал мерзавку, ты! Всегда любила Алену больше, чем меня. И неспорь. Мне в школу давала бутерброды с сохлым сыром, а ей с языковой колбасой.

От такой несправедливости Людмила Сергеевна чуть незаплакала и принялась нелепо оправдываться:

– Да что ты несешь, Сонечка! Просто папе давали сначала паеквторой категории, а потом первой, отсюда и языковая колбаса.

– Слышать ничего не хочу про идиотские заказы, – взвыла Софаи выкрикнула: – Выбирай, или я, или эта мегера…

– Но как же, – растерялась генеральша, – она моя дочь и твояродная сестра!

– Вот и чудно, – неожиданно спокойно отреагировала Соня, –только не удивляйся моему поведению, ты сама выбор сделала.

м, повернувшись на каблуках, она ушла из квартиры навсегда.Пару раз Людмила Сергеевна пыталась дозвониться до нее по телефону, но трубкукаждый раз снимал Артем, мямливший невразумительно:

– Сонюшки нет дома, работает много.

Потом все-таки один раз генеральша попала на дочь.

– Деточка, – заплакала Людмила Сергеевна, – что же ты непоказываешься?