Решив лучше оставить эту тему, она оглянулась на огромныйзамок, сияющий под солнцем, и полюбопытствовала:

— А почему вы его осаждали? Потому, что хотели забрать себе?

— Я штурмовал его потому, что барон, которому онпринадлежал, вступил с несколькими другими баронами в заговор с целью убийстваГенриха, в заговор, который чуть не удался. Это место тогда называлось Уилсли,по имени владевшего им семейства, но Генрих отдал его мне с условием, что я егопереименую.

— Почему?

Взгляд Ройса стал суровым.

— Потому, что именно Генрих возвысил Уилсли до барона инаградил этим поместьем. Уилсли был одним из немногих доверенных его дворян. Ядал замку имя Клеймор в честь семейств моей матери и отца, — добавил Ройс,пришпоривая коня и посылая Зевса вперед быстрой рысью.

Всадники из замка летели с холма вниз и приближалисьнавстречу. В неумолчном глухом топоте позади, постепенно надвигавшемся истановившемся громче, уже можно было явственно различить лошадиный галоп.Дженни оглянулась через плечо и увидела полсотни человек, нагоняющих их.

— Вы всегда планируете события с такой точностью? — спросилаона с поблескивающим в глазах нерешительным восхищением.

Его прищуренный взгляд выражал удовлетворение.

— Всегда.

— Почему?

— Потому что, — охотно объяснил он, — расчет временипомогает выйти из битвы верхом на коне, а не быть вынесенным на щите.

— Но ведь вы больше не будете биться, зачем же рассчитыватьи планировать?

Ленивая улыбка его была почти мальчишеской.

— Верно, только это уже вошло в привычку, а от такихпривычек трудно отделаться. Мужчины, что позади нас, годами сражались со мнойбок о бок. Они знают, о чем я думаю и что хочу сделать, почти не нуждаясь вмоих словах.

Рассуждать больше не оставалось времени, отряд из замка воглаве с Ариком был почти перед ними. Только Дженни спросила себя, собираются ливсадники останавливаться, все двадцать пять человек неожиданно совершилиповорот кругом с такой точностью, что она чуть не зааплодировала. Арик занялпозицию прямо перед Ройсом, а пятьдесят рыцарей позади выстроились образцовымиколоннами.

Дженни переживала душевный подъем при виде цветистойпроцессии, скачущих коней, красующихся флагов и, несмотря на решимость необращать внимания на мнение увидавших ее людей, внезапно преисполнилась жуткойнервозности и некой необоримой надежды. Каковы бы ни были ее чувства к мужу,эти люди станут ее людьми, ей суждено провести среди них всю жизнь, и ужаснаяистина состоит в том, что она не способна совладать с желанием понравиться им.За осознанием сей истины моментально последовал новый прилив чудовищныхсожалений по поводу своей неопрятной внешности и общих физических недостатков.Закусив губку, Дженни произнесла быструю, страстную молитву, чтобы Господьзаставил их полюбить ее, и принялась поспешно соображать, как лучше вести себяпри встрече с подданными. Надо ли улыбнуться деревенским жителям? «Нет, —лихорадочно думала она, — учитывая обстоятельства, это вполне может оказатьсянеподобающим». Но в то же время не хотелось и выглядеть абсолютнобесчувственной, так как тогда они по ошибке сочли бы ее холодной или надменной.В конце концов, она шотландка, а многие считают шотландцев холодными игорделивыми. И хотя Дженни гордилась шотландским происхождением, ни при какихобстоятельствах не желала бы, чтоб эти люди — ее люди — в заблуждении призналиее недоступной.

Они были в нескольких ярдах от четырех сотен деревенскихжителей, выстроившихся вдоль дороги, и Дженни пришла к заключению, что лучшеслегка улыбнуться, чем прослыть холодной или слишком гордой. Изобразив на губахскромную улыбку, она в последний раз стыдливо разгладила платье и выпрямилась вседле.

Их свита уже живописно следовала мимо зрителей, новнутреннее волнение Дженни сменялось недоумением. В Шотландии, когда лордвозвращался домой после битвы — победителем или побежденным, — его встречалиулыбками и радостным хором, а крестьяне молчали и обеспокоенно наблюдали. Нанескольких лицах читалась откровенная воинственность, подавляющее большинствопринимало нового господина со страхом. Дженни видела это, чувствовала иудивлялась, почему они боятся своего собственного героя. А может быть, нервногадала она, они боятся ее.

Ответ пришел через несколько быстротечных секунд, когдагромкий враждебный мужской голос разорвал наконец напряженную тишину.

— Потаскушка Меррик! — прокричал он. И в страстном желаниипродемонстрировать своему знаменитому господину, что они разделяют хорошо всемизвестное отношение герцога к своей женитьбе, люди в толпе подхватили мотив.

— Потаскушка Меррик! — вопили они, насмехаясь. Шлюха! ШлюхаМеррик!

Все произошло так внезапно, что Дженни не успелаотреагировать или почувствовать что-либо, когда рядом с ними мальчишка летдевяти проворно схватил ком грязи и швырнул, угодив ей точнехонько в правующеку.

Она вскрикнула от неожиданности и испуга, но Ройс заглушилэтот крик, мгновенно подавшись вперед и прикрыв ее своим телом от удара,которого не видел и не мог предотвратить. Арик, лишь мельком заметивший взмахруки, метнувшей нечто, вполне способное оказаться кинжалом, испустил леденящийкровь яростный рев, спрыгнул с седла, выхватывая из-за пояса боевой топор, исамолично ринулся на мальчишку. Ошибочно посчитав, что целью нападавшего былРойс, Арик вцепился в густую шевелюру, оторвал мальчика от земли на несколькофутов и, не обращая внимания на его вопли и лихорадочно мельтешащие в воздухеноги, широкой дугою занес топор…

Дженни действовала без раздумий. С порожденной страхом силойона бешено рванулась, оттолкнув Ройса, и заглушила приказ, который он собиралсяотдать — каким бы тот ни был, — своим собственным.

— Нет! Нет, не надо! — дико провизжала она. — Не надо!

Топор Арика замер в высшей точке дуги, гигант оглянулсячерез плечо — не на Дженни, на Ройса, — ожидая распоряжений. То же самоесделала Дженни, бросила взгляд на его лицо, полное холодного гнева, и сразу жепоняла, что он намерен приказать Арику довести дело до конца.

— Нет! — истерически завопила она, хватая Ройса за руку. Онрезко повернул голову в ее сторону, лицо его было еще более грозным, чем минутуназад, если это возможно. Дженни увидела, как на каменных челюстяхперекатываются желваки, и, лишившись от страха рассудка, крикнула:

— Неужто вы убьете ребенка только за то, что он повторилваши собственные слова, желая показать, что поддерживает вас во всем, включаяваши чувства ко мне! Ради Бога, ведь это дитя! Глупое дитя…

Ройс холодно отвернулся от нее к Арику и скомандовал: