Кагул с 500, Оргеев с 300 и Вилково с 35 заключенными[759]. Неудивительно, что больше всего данных имеется о крупных лагерях и гетто, но можно предположить, что основная логика и динамика была повсеместно одна и та же, даже если какие-то местные детали и различались.

Только к середине сентября власти наконец приняли меры, чтобы обеспечить заключенных продуктами питания. По крайней мере в некоторых местах евреи стали получать плату (35 леев в день) за тяжелую работу, например ремонт дорог. Но пищи по-прежнему недоставало, и оплата труда не достигала прожиточного минимума. В Единцах, например, префектура выдавала лишь по 300–400 граммов хлеба в день на человека. Лишь половина выпечки выдавалась тем, кто не имел средств к существованию, вторую же половину власти попытались продать заключенным по 10 леев за килограмм. Когда попытка провалилась из-за отсутствия денег у многих евреев, а хлеб начал портиться, власти обвинили заключенных, утверждая, что у них были деньги, но они не покупали хлеб, надеясь, что его распределят бесплатно. В Секурянах, где положение было, видимо, несколько лучше, власти распределяли бесплатно лишь 200 кг хлеба на 10 000 человек, а остальной продавали по 13 леев за килограмм – это означало, что за целый день тяжелого труда заключенный мог купить менее трех буханок хлеба[760].

Помимо того, что попытка заставить обедневших людей покупать хлеб по вздутым ценам была совершенно иррациональна, она может также рассматриваться как своего рода официальная коррупция, поскольку ее целью было решение финансовых проблем местных властей. Но были и хорошо документированные случаи коррупции частной, когда официальные лица пытались нажиться на страданиях евреев. Наиболее вопиющим был случай коменданта Вертюжанского концлагеря подполковника Василе Агапие и его заместителя капитана Севера Будэреску. Используя конфискованный у евреев масляный пресс, они наладили производство 2 тыс. кг мыла, из которого заключенным не досталось даже самой малой части, поскольку всё было продано местным жителям, а большую часть прибыли В. Агапие и С. Бэдэреску положили себе в карман. Они также ввели незаконную таксу за право обменивать вещи на продукты, которую они взимали в равной мере как с заключенных, так и с местных жителей, а затем присвоили ее[761].

Установить точно, сколько евреев погибло в гетто и временных концентрационных лагерях от голода, истощения и болезней, невозможно, но, вне всякого сомнения, уровень смертности был очень высок. Так, только в Кишинёвском гетто с 15 августа по 25 октября 1941 г., по данным полиции (возможно, заниженным), умерло приблизительно 800 евреев[762]. Полиция зарегистрировала там 10 октября смерть 18 евреев; 12 октября – еще 18 смертельных исходов, и 13 октября – 10 смертей, в среднем по 5-10 смертей в день[763]. Следователи советской Чрезвычайной государственной комиссии обнаружили на кладбище в Вертюжанах 150 общих захоронений, в которых были погребены заключенные местного лагеря. Три из этих могил были раскопаны, и в каждой было обнаружено «в среднем по 72 трупа»[764]. В Единецком лагере, по свидетельствам очевидцев, зарегистрированным той же комиссией, ежедневно умирало 10–15 человек, а всего умерло 304 человека, чьи трупы были захоронены в общих могилах в 400 метрах от лагеря[765].

10.2. Депортация

Хотя попытка румынских властей удалить евреев с «освобожденных» территорий сразу же после вступления туда армии не удалась по причине сопротивления немецкой армии, они не отказались от идеи очистить эти территории от евреев. Поскольку советское сопротивление усиливалось, и война продолжалось дольше, чем первоначально надеялся И. Антонеску, ему пришлось договариваться с немцами о временных мерах. 31 августа 1941 г. в городе Тигина (Бендеры) на юго-востоке Бессарабии, генералы Гауффе и Тэтэрану подписали от имени немецкой и, соответственно, румынской армии соглашение под названием «Договоренности об обеспечении безопасности, администрации и экономической эксплуатации территорий между Днестром и Бугом (Транснистрия) и Бугом – Днепром (область Буг – Днепр)» (этот документ стал известен как Тигинская конвенция)[766]. Конвенция стала следствием предварительной договоренности между Антонеску и Гитлером, достигнутой в результате обмена письмами 14 и 17 августа[767]. Гитлер, по сути, предложил румынам установить свою администрацию на территории между Днестром и Днепром, но И. Антонеску, сославшись на нехватку административных ресурсов, решил ограничиться меньшей частью территории, а именно междуречьем Днестра и Южного Буга, которая и была названа Транснистрией, что по-румынски означает «Заднестровье». Тигинская конвенция заложила юридические основы румынской администрации в Транснистрии. Область Буг – Днепр отошла немцам, хотя румыны были ответственны за обеспечение в ней безопасности.

Статья 7 Тигинской конвенции предусматривала следующее:

Эвакуация евреев за Буг в настоящее время невозможна. Вследствие этого они подлежат сосредоточению в трудовых лагерях и использованию на работах [в Транснистрии] до окончания операций, когда станет возможной их эвакуация на Восток.

Это положение выражало точку зрения немецкой армии, которую она упорно отстаивала в спорах с румынами в предшествующие два месяца, но в то же время оно предоставляло властям И. Антонеску возможность выдворить евреев из Бессарабии и Буковины в Транснистрию, где им предстояло дожидаться депортации дальше на восток по окончании боевых действий. Согласно послевоенным показаниям Георге Алексиану, который был губернатором Транснистрии с августа 1941 по январь 1944 г., в сентябре 1941 г. его резиденцию в Тирасполе посетили два офицера румынского Генерального штаба, имена которых он запамятовал, и проинформировали его о приказе Иона Антонеску (разумеется, устном), согласно которому он должен был организовать прием всех евреев из Буковины и Бессарабии. Г. Алексиану также показал, что на тот момент И. Антонеску еще верил, что евреи пробудут в Транснистрии недолго и вскоре будут депортированы дальше на восток[768]. Г. Алексиану вовсе не был в восторге от такого задания и просил должностных лиц в Бухаресте проводить депортацию «постепенно», чтобы не перенапрягать его ограниченные ресурсы[769].

Приблизительно в то же время Ион Антонеску, находясь в Тигине, отдал К. Войкулеску устный приказ начать депортацию. Генерал И. Топор 7 сентября издал инструкции, согласно которым «эвакуация» должна была начаться 10 сентября с лагеря в Вертюжанах[770]. Эти инструкции содержали, среди прочих, следующую загадочную формулу: «Способ обращения с теми, кто не подчиняется? (Алексиану)». Ее смысл раскрыл командир 60-й полицейской роты, лейтенант Августин Рошка, в своем заявлении комиссии Никулеску в декабре 1941 г.[771] Он состоял в том, что евреи, «от бессилия или по болезни» отстающие от колонны, должны были быть расстреляны на месте, и что фраза «пусть будет Алексиану» означала именно их ликвидацию. А. Рошка, которому поручили конвоировать евреев