Аматеон отдернулся, словно его обожгло. Глаза испуганнораскрылись – но ведь ему не было больно. Ему было так же приятно, как и мне,что угодно поставлю.

– Кольцо удовлетворено, – подытожилБаринтус. – Пора позвать эту женщину, пусть она нами займется. Королеватребует, чтобы мы выглядели безупречно.

– Что с ним будем делать? – Дойл кивнул в сторонуАблойка, так и стоявшего на коленях со счастливой, хоть и кривоватой ухмылкой.

– Поставим подальше от принцессы. А, мы же привезлиплащи для крылатых. – Он поглядел, как Шалфей и Никка выпутываются изсвоих пледов, а Усна подает им плащи. – Очень хотелось бы услышать, как выстанете докладывать об этом королеве.

– А что, королева запретила тебе насрасспрашивать? – спросил Дойл.

– Нет, но объявила, что о подобных событиях следуетсообщать ей первой. – Уголок губ у Баринтуса дернулся, словно он пыталсясдержать улыбку. – Королева Андаис подозревает, что мы от нее что-тоскрываем.

– Мы – это кто? – спросила я.

– Весь двор, по-видимому, – сказал он, ипрозрачное веко опять мигнуло. При дворе что-то произошло – илипроисходило, – что здорово тревожило Баринтуса.

Мне хотелось узнать, в чем дело, но спросить я не решалась.Спрашивать при Онилвине и Аматеоне – все равно что при Келе. Что бы мы нисказали, все станет известно приверженцам Кела. Черт побери, Онилвин и Аматеони были его приверженцами. С какой стати королева шлет их в мою постель? Есть унее разумные основания или просто ее специфическое безумие вышло на новыйуровень? Я не знала и не могла спросить при ее собственных и Келовых шпионах.Ни тем, ни другим нельзя было слышать, как я обвиняю королеву в безумии. Всеэто и так знают, но вслух говорить нельзя. Никто и не говорил. Разве что вузком, очень узком кругу.

Я обвела взглядом новых и прежних своих людей. Шалфейзавернулся в золотистый шерстяной плащ и казался теперь словно выплавленным изгустого меда. Крылья за спиной горели цветным витражом. Шалфей моим не был.Сидхе он теперь или нет, все равно он привязан к королеве Нисевин, а Нисевинмне не друг. Союзник, пока я ей угождаю, но не друг.

Аматеон прятал от меня глаза. Онилвин взглянул на миг, нотут же испуганно отвел взгляд в сторону. Укус кольца ему не доставилудовольствия, и мне тоже, если начистоту. Усна помогал Никке надеть роскошныйкрасно-фиолетовый плащ, закалывая серебряной застежкой с опалом. Он не видел,что я на него смотрю, – слишком увлеченно острил на тему Никкиных крыльев.Кэрроу словно отделился от прочих, он с нами не останется. Королева не дастбесполезному стражу околачиваться возле меня.

Если бы загвоздка была только в Шалфее, мы бы велели емувыйти из комнаты – но Андаис присылала мне все новых и новых людей, невызывающих у меня доверия, и рано или поздно мы наткнемся на такого, кто нестанет покорно выходить за дверь, когда нам захочется строить заговоры. Может,в том и была ее задумка. Она уже пробовала приставить ко мне шпиона, открытообъявив о его функции. Но он попробовал меня убить вместо того, чтобы шпионить,и Андаис никого не подобрала на освободившееся в результате место. Может, делов этом. Я посмотрела на трех стражей, которых Баринтусу не хотелось ко мневести, и подумала – да, дело в этом. Они ее шпионы. Один из них или все трое.Она послала троих, чтобы хоть один прошел испытание кольцом. Вот ее рассмешит,что тест прошли все.

Полчаса спустя мы выстроились на подиуме перед тремямикрофонами. Мэдлин вполне пришла в себя и с легкостью с нами управлялась –хоть среди нас были чуть ли не самые могущественные создания на земле. Ну, еслибы величие подавляло или тем более пугало Мэдлин, она бы не проработала семьлет с королевой Андаис. Дойл и Баринтус даже напомнили ей, что время у насограничено. Она поменяла любимую потрепанную куртку Галена на искусно сшитыйпиджак. Парку Китто пришлось засунуть подальше – этого я ожидала, но я неподумала, что джинсы и рубашка-поло тоже окажутся не к месту. На нашенесчастье, плечи у Китто были широковаты для подростковой одежды, а одежда навзрослых мужчин была ему длинна – так что в Лос-Анджелесе мы ничего подходящегоему не нашли. Надо полагать, королева ожидала чего-то такого, так как прислалашелковую рубашку жемчужного цвета с длинными рукавами, подходящую к чернымбрюкам, которые нам все же удалось отыскать. Но присланный ею черный пиджак неподошел – оказался широк в плечах и рукава слишком длинны. Мэдлин пришлосьсогласиться, что водной рубашке Китто выглядит лучше, чем в пиджаке. Всеостальные, как она нехотя признала, смотрелись хорошо. Хотя на самом деле никтоиз мужчин не смотрелся просто "хорошо". Потрясающе, грандиозно,великолепно – но не "хорошо".

Мне самой нужна была юбка покороче. Мэдлин такую привезла –в мелкую складочку, едва прикрывающую зад. При моем пристрастии к чулкам этоозначало, что я буду сверкать кружевным верхом чулок при каждом движении. Аесли не поостерегусь, поднимаясь на подиум, то покажу и гораздо больше. Япорадовалась, что белье у меня без завлекательных дырочек или кружевныхвставок. Максимум, что смогут увидеть счастливчики, – это плотный черныйшелк. Разумеется, к новой юбке мне нужны были другие туфли. Мэдлин их привезла– лаковые, на четырехдюймовой шпильке. Ходить на таких каблуках я умею, но явытребовала у нее обещание, что смогу переобуться, прежде чем выйти на снег. Вшпильках по снегу гулять можно, только если хотите переломать ноги.

Я стояла на подиуме у стены между Холодом и Дойлом. Прочиестражи выстроились по бокам от нас. Слегка похоже на то, как выстраиваютприговоренных к расстрелу – хотя полукруг полицейских перед подиумом вроде быгарантировал, что до расстрела не дойдет. В душе я была уверена – если толькокоролева не скрывает от нас что-то важное, – что полиция нужна для того,чтобы репортеры не ломились на сцену. А может, я просто побаивалась такой толпыжурналистов. Что-то близкое к клаустрофобии, словно люди отбирали у менявоздух.

Я участвовала в пресс-конференциях сколько себя помню, нопосле смерти отца и всеобщей шумихи по поводу его убийства мне не бывало таклегко с репортерами, как прежде. В самые горькие минуты моей жизни они лезли комне с вопросами: "Что вы сейчас чувствуете, принцесса?" Обожаемогомною отца убили неведомые мерзавцы. Что, черт бы их всех побрал, я моглачувствовать? Но королева ни разу не дала мне сказать это вслух. Только неправду. Нет, королева Андаис, только что потерявшая брата, заставила менявстречаться с журналистами и вести себя по-королевски. Вряд ли когда-то еще ятак ненавидела свое королевское происхождение. Если вы из королевской семьи,вам не дадут тихо оплакать свою потерю. Ваше горе растиражируют в телевизионныхновостях, в ежедневных газетах, в глянцевых журналах. Куда бы я ни взглянула –везде были портреты моего отца. Куда бы ни повернулась – снимки его мертвоготела. В Европе напечатали даже те фотографии, которые не решились опубликоватьв Америке, – кровь с них почти текла. Мой высокий, сильный отец, превращенныйв кровавое месиво. Волосы черным плащом разметались по траве, а все остальноенеузнаваемо.