– Мерри, – позвал он. – Что ты наделала?

Я открыла рот, но вылетело совсем не то, что я собираласьсказать:

– Я несу тебе океан, Мананнан Мак Лир, приди ко мне ивозьми его.

Он закрыл мне рот ладонями, и несколько мгновений только егосильные ноги удерживали нас на плаву.

– Не называй меня так, ибо я не он. Я им не был долгиегоды. – Он глядел потрясенно, словно слышать это имя причиняло емустрадания.

Я смутно понимала, что не одна теперь в своем теле, что невполне владею собой. Эта мысль должна была меня напугать, но не напугала.Овладевшая мной сила так утешала, несла такое чувство безопасности... Словноменя закутали в спокойствие.

– Приди испей из меня, прижми к губам.

Мое тело оплелось вокруг него, обернуло нас обоих теплойводой. Я словно ждала, что он попытается меня оттолкнуть, – ипредотвратила попытку. Теперь он не мог высвободиться. Мои тонкие руки сталинежными цепями, ноги вокруг его пояса отвердели, словно корни горы. Ячувствовала странную уверенность, что теперь он не смог бы меня сбросить.Отвергнуть мог, но не отбросить прочь. Мой вес вынудил его перевернуться наспину, одна лишь голова выступала из спокойных вод.

Глаза у него распахнулись испуганно, сверкнули белки.

– Ты не Мерри.

– Я Мерри, – сказала я, чувствуя, что говорюправду.

– Но не только Мерри. – Руками и ногами онбороздил воду, и тело его вжималось в меня так, как никогда прежде нам неслучалось.

– Нет, не только.

– Дану, – шепнул он, словно волны прошелестели подалекому берегу.

Я обхватила его руками за шею и скользнула вверх, пока некоснулась губами его губ, а он не нашел вход в мое тело. Его прикосновениеслегка привело меня в чувство, немного отогнало умиротворяющую силу – как раздостаточно, чтобы я пришла в себя.

– Баринтус... – выговорила я.

– Ты согласна, Мерри? Бог и Богиня хотят добра, но онине прочь использовать людей против их воли – а я больше не верю, будто цельоправдывает средства.

Я подняла голову и окинула его взглядом. Он лежал на водеподо мной, волосы плыли вокруг ореолом синевы, бирюзы, зелени, а лицо сиялопосреди этого буйства плывущих красок. Нас окружала лишь вода – она текла,двигалась, перемещалась, покачивалась крохотными волнами. Только его тело ибыло твердым и постоянным в безбрежном движении воды. Но я не цеплялась занего, я его оседлала, а он меня держал, и никакого страха не было – ни в нем,ни во мне. Им владело то же спокойствие, какое я ощущала в себе. Океан называютковарным, но море качало нас, а я смотрела в голубые глаза Баринтуса,чувствовала, как твердо он прижимается ко мне, упруго и длинно, и всего одногокороткого движения бедер достаточно, чтобы вовсе уничтожить разделяющее насрасстояние, – и я видела одну только нежность у него в глазах. Онотказался бы от всего, все бы уступил, все отдал – стоило мне прошептать "нет".

Я наклонилась к самому его лицу, так что даже вздох могоказаться поцелуем, и сказала:

– Пей из моих губ.

Я коснулась его губ губами и выговорила прямо в губы, словноворовала слова у него изо рта и отдавала обратно:

– Дай мне почувствовать твою силу во мне.

Он чуть отстранился, чтобы сказать:

– Будет не все, что могло бы, ведь ты смертная и можешьутонуть.

И с последним этим предупреждением его губы потянулись кмоим, и он вонзился в мое тело. Сила рванулась у меня изо рта и пролилась внего, пока он вонзался в меня, – и магия словно лилась из меня и в то жевремя в меня вливалась. Мы замкнули круг губ и тел, магии отдаваемой ипринимаемой, жизни и каждодневной маленькой смерти, его силы – державшей нас наводе, моей слабости – тянувшей вниз. Словно противоборствовали два заклинания,одно поднимавшее нас, другое – тянувшее на дно. Посреди жизни – смерть, посредивеселья – угроза, посреди океана – земля. Сама земля взывала ко мне, за сотниметров под нами. Земля ворочалась под одеялом морей, и я ее чувствовала. Ячувствовала, как перемещается земля, как переворачивается, – и словноземля прочла мои мысли, она заворочалась с боку на бок в своей постели.

Я ощутила поднимающуюся со дна волну силы, словно огромнуючерную тварь, плывущую быстрее и быстрее, – скользкую, темную,смертоносную тварь. Она ударила в нас, взметнув башнями океанские волны, ивскипятила само дно – так что воздух наполнился клубами пара. Вода стала нетеплой, а горячей, такой горячей, что я вскрикнула и отпрянула от губБаринтуса. Я видела его лицо, руки у себя на бедрах, чувствовала, как он бьет вменя, и не одна только его упругая длина в меня вонзалась. Словно мили и милиокеанской воды стремились в меня, втекали в меня, сквозь меня, через меня, и мывзлетели в воздух на гребне вертикальной волны – водяной колонны, сверкавшейкак хрусталь, жидким огнем разбрасывавшей капли плавящегося камня. Я понялатеперь, почему он просил моего разрешения: ведь я не богиня, я просто Мерри, яне могла выдержать все, что он мне предлагал. Я закричала от наслаждения воргазме – и от страха, что конца ему не будет.

Поверх грохота кипящих волн я услышала его голос:"Довольно".

Я лежала на подиуме, и полубессознательный Баринтус лежал намне сверху. Мы беспомощно моргали друг другу в лицо, и моя растерянность отражаласьу него в глазах. Я понимала, где я, и знала, что произошло, но переход былслишком резкий.

Мой Дойл и другие мои стражи стояли вокруг нас, к нам лицом,сцепившись вытянутыми руками – они создали магический круг. Я различала силукруга, так поспешно ими образованного, чтобы не выдать происходящего внутри.Стражи, пришедшие с Баринтусом, в удивлении смотрели на нас, полицейские всеорали: "Уведите ее прочь!" Прошли секунды, не больше.

Баринтус поднялся на колени и взял меня за руку – не ту, чтос кольцом, – чтобы помочь сесть.

Это послужило сигналом остальным, они одновременноразомкнули руки. Круг распался, и вода хлынула наружу – небольшое наводнение,затопившее подиум, и первые ряды кресел, и всех полицейских. Брюки Холода изсветло-серых мгновенно стали темными, шелковый плащ Риса превратился в тряпку.И только двое в центре водяного потока остались сухими – я и Баринтус.

Майор Уолтерс подошел, вытирая воду с глаз:

– Что это еще за дела?!

Дойл попытался что-то сказать, но Уолтерс отмахнулся:

– К черту все, убирайтесь отсюда, пока еще чего нестряслось.

И поскольку все только переглядывались ошарашенно, но никтоне двигался с места, майор наклонился прямо к лицу Дойла и проорал голосом,сделавшим бы честь любому громиле-сержанту:

– Бегом!

И мы побежали.

Я споткнулась на бегу, Гален подхватил меня на руки и втащилв средний из ожидавших лимузинов. Назавтра появятся фотографии: я сокровавленным лицом, очень маленькая и хрупкая на руках у Галена. А значит,какой-то храбрый придурок-репортер, вместо того чтобы забраться куда подальше,когда на сцену вышли пистолеты и колдовство, помчался за нами в расчете нановые снимки. Ну, Пулитцеровскую премию не заработаешь, сидя в тепле и уюте.