Сел к столу и потянул ее к себе на колени. Она не поддавалась. Почему, радость? Ведь сегодня все разрешается, правда? – под родительским присмотром! Она шепнула: «Скажи сам почему, скажи, что я чувствую». Но я словно ослеп – внутренне.

Зато преувеличенно ярко увидел колыханье пляшущей поляны. За столом остались только Юджина и доктор, подсевший к ней с разговором. Вот так раз, а где же Дон? И с кем? А вон, смотри, с Ларой. Так у вас здесь сложный переплет чувств?..

Вдруг до меня дошло, что слышится не одна скрипка, а две.

Пестрое мельтешенье остановилось, взбудораженный народ отхлынул к столам подкрепиться. За плечом солнечного бога прочертилась острая фигура второго скрипача. Надо же, это Гай. Вдруг он шагнул в сторону и растворился в воздухе. Еще один колдун. Что-то у вас их слишком много.

Чириканье и щебетанье то расширялись, то опадали. Где-то очень далеко раздался гудок паровоза. Донесся стук колес и, замедляясь, надвинулся. Станция!

Лев сидел на табурете, упираясь каблуком в перекладину и держа скрипку вертикально на колене. Дежурный по станции что-то прокричал. Даже можно разобрать: стоянка пять минут. На перроне поднялся шум, говор, смех. Ударил колокол. Дежурный объявил: «Отправление!» Состав скрежетнул и тронулся. Стук колес растаял вдали. Опять загомонили птицы.

«Слыхал, слыхал? – волновался и вертелся сосед. – Все умеет! И плакать заставит. Увидишь! Это попозже. Сейчас еще попляшем. Так играет – по всему телу раздолье. Ты-то чего сидишь?.. А потом и мы сыграем. У меня гармоника веселая. Строй приятный, душевный. Ну, услышишь!»

Над золотым Львом опять появился черный Гай, взвилась песня, мой сосед и доктор столкнулись возле Герти. Насупились, отступили, но она потащила за собой обоих. Хозяин-гражданин пригласил Нину. Старый Медведь – Тэклу. Вокруг скрипачей заплескал прибой. За столом оставались Юджина с Доном и мы с Мартой. «А вас почему никто не выбирает?» – глупее глупого спросил я сестер. Посмеялся над собой.

Было жарко. В резком солнечном свете проглянул странный оттенок.

– Дождь соберется! А то и гроза, – сообщил подбежавший тезка и жадно выпил вина. – Хорошо-то как! Не сиди, иди! Выговаривай ногами!

Заиграли знакомое вступление. Львица пропела голосом Марты: «Юноша знатный на севере был». Так узнаваемо, словно опять мерещится. Но нет, Марта подхватила, и они запели в унисон. А странный припев этой песни, отыгрыш, перенимала вторая скрипка.

Вдруг Лев взмахнул смычком, словно бросил что-то Гаю. Скрипки поменялись партиями. «В путь пора, вспорхнула птица, на траву роса ложится». Маэстро-виртуоз рассыпал шелест и щебет. Дохнул порыв ветра, застучал дятел. Быстрее, чаще – может, и не дятел, а сердце колотится… «Вдаль уводят мои дороги, беда стоит на моем пороге».

– Странные у вас плясовые. Кого потянет плясать, если беда стоит на пороге? – Разве не жить из-за этого? – вздохнула Юджина. – Здесь граница… – вступил и Дон.

Почему он сидит на слишком целомудренном расстоянии от своей соседки? Вот оно что, между ними лежит гитара.

Народ отдыхал и выпивал. Вдруг львица сказала что-то. Я не разобрал, но все поняли и зашумели: «Дорога! Дорога!» Марта отпустила мою руку и вышла из-за стола. Юджина встала и взяла гитару. Тезка подскочил, как подброшенный. Веселая гармоника раскатилась: «Дорооога!» Что-то готовилось. Лев и Марта тихо пошли навстречу друг другу. Хор начал:

Таинственная «Дорога» начиналась сразу с «но». С припева, наверное. Он и она стали лицом друг к другу, чуть-чуть соприкоснулись пальцами правой руки, и начали медленно, четко пристукивать каблуками. Отправились в путь.

Я не сразу понял, о чем поют. В конце дороги, где-то там, идущего ожидала отрада – награда, покой – золотой, заря – янтаря и еще что-то… Слова только угадывались, не было там ни лжи, ни тревог, ни обманов… туманов – ураганов… но скоро выяснилось, что путник вовсе туда не торопится.

«Кто это сочинил?» – оказывается, я спросил вслух. Нина расслышала и наклонилась ко мне: «Сам Лев. Но говорят знаешь как? Лесная дорога ему спела, а он запомнил и повторил».

Скрипка закричала. Гитара Юджины отозвалась, но их не сразу услышали. Как играет Лев и как играет Гай – разница бросалась в глаза… то есть в уши. Оборвав мелодию, скрипач завел что-то монотонное. Певцы смолкли, потом тихо подхватили: «Не боюсь никого и не верю никому…» Повторяли раз за разом, громче и громче. Тезка отложил гармонику и перепрыгнул через скамейку. «Не боюсь никого и не верю никому…» Теперь должны спеть: только бога одного, только богу одному. Но скрипка и гитара перекликнулись, и взлетел вопль: «Только тебе! Только тебе!» Все вскочили и опять кинулись обниматься. Как-то очень серьезно. Тезка подхватил Герти на руки. Льва и Марту заслонили. Скрипка и гитара отстукивали: только тебе, только тебе! Долго.

Потом опять грянули «Дорогу», запели и заплясали. Марта и Лев вышли из круга. Он вел ее, обнимая за плечи. Подойдя, уперся в меня каким-то измеряющим взглядом. Спросил: «Ну и за что?» Я не собирался отвечать, даже если б понял вопрос. Помолчали. Он прикрикнул: «Говори!» Нервы удивленно вздрогнули, и я понял вдруг: вопрос был о том, за что она меня любит.Она знала и рассказывала.

Она почувствовала во мне родного человека и очень хорошо помнила, когда именно. Она испугалась этого, а потом обидела меня – приписала нехорошие мысли. Но мысли у меня хорошие. Я знаю, чего хочу. Я заботливый к людям. Я умный, честный и отважный. «И такой красивый, почти как ты!» – «Еще чего! – огрызнулся он – «Неправда… Ты первый раз его видишь, ты мог слышать о нем только хорошее, он, раненый, в лагерь вернулся, а ты такое говоришь!» – «Перед тобой геройствовал!» – съязвил кудесник.

С нервным смехом я прижал ее к себе, сказал, что в герои не гожусь, что сам не знаю, зачем вернулся в лагерь, а что избалованный – это чистая правда. Потом пышно расхвалил волшебную львицу и поблагодарил его за те чувства, которые – «которые сейчас заставляют вас сомневаться во мне». Лев внимательно выслушал, но тут же привязался, по-прежнему обращаясь только к Марте: «Это он голову морочит или в самом деле?» И подставился под ответ: «Как обижать, так был уверен, а теперь спрашиваешь!» – «Ну и дурочка. Думаешь, он запомнит, что ты его защищала? Он запомнит, что ты упрямая, тебя не переговоришь».

Все это уже становилось надоедным и тяжелым. Она сказала: «Лев, пожалуйста, перестань. Не надо больше. Мы же за помощью пришли». – «Тогда чего он сидит? Не знаешь? А я тебе скажу! Он всюду лезет в лучшие, а по-нашему сплясать не умеет, вот и сидит».

Характер ли такой, или нарочно выводит меня из терпения? – но не выведет.