В последнее время она робко озиралась вокруг в поисках того, кто заставит сердце дрожать, как в первый раз. Иви больше не желала быть любовницей. Она хотела стать женой. Она знала, что Тэумар не засматривается на других женщин, но Иви этого было мало. Она жаждала заполучить душу Тэумара — навеки и безраздельно, и страдала от того, что душа эта для нее недоступна.

Иви понимала — Тэумар привык к ней, к тому же считал себя обязанным — ведь он был первым, а она тогда была молода, испугана, только-только утратила и отца, и все прежнюю беззаботную жизнь. Иви хорошо осознавала: привязанность Тэумара замешана по большей части на жалости и страсти. Он любил ее юное красивое тело, но не слишком бы переживал, если бы лишился его…

Да, в последнюю встречу, он пообещал забрать ее в Лянсиду и жениться, но вместо этого укатил с другой девицей куда-то за край Земли Процветания… И даже зелье не помогло. Любая забота Лянсиды для него важнее, чем ее страдания. Небось, если бы она лежала при смерти, он бы не стал рисковать жизнью, а оставил бы все на усмотрение бога Огня или других богов, которым ведомы судьбы.

Прежде такая мысль повергла бы Иви в пучину отчаяния, но сегодня она лишь недовольно фыркнула и повернулась на другой бок, пряча лицо от ярких солнечных лучей.

Теперь, когда ей больше не нужно бояться нищеты, она может думать о Тэумаре без страха потерять его, думать о нем, как об обычном мужчине, чьи недостатки зачастую перевешивают достоинства.

А любила ли она его вообще? Конечно, любила! Первое время безумно, до потери разума, — он создал для нее мир, в котором она примерила корону и стала королевой. Но драгоценные камни, украшающие корону скоро начали осыпаться как труха. Тэумар и не думал скрывать от возлюбленной худшие стороны своего и без того непростого характера.

А мать уговаривала подождать, говорила, что в Сетао нет никого, кто мы мог стать ей хорошей партией, что Тэумар рано или поздно уступит ее уговорам, если станет она почаще упрекать его, будить его совесть. Ведь главное — удержать такого мужчину рядом собой. Поэтому пока нужно вести себя так, как он хочет и в тоже время сетовать на его грубость и невнимание.

И Иви сетовала, хотя ей самой это жутко не нравилось. Нет, она не винила мать ни в чем. Если бы не Ния, неизвестно, что бы было сейчас с самой Иви… Ей вдруг вспомнилась черная нищенка с ребенком в коробе, которой она подарила браслет…

Иви вздрогнула. Возможно, именно такой судьбы она избежала, когда впервые, послушная воле матери, постучала в спальню к Тэумару. Но, с другой стороны, если бы он ей уже тогда не понравился безумно, она бы не уступила уговорам, и не связалась бы с мужчиной только ради обеспеченного будущего.

Иви еще вчера узнала, что Сайм и Мерьята — муж и жена, и что поженились они в Сетао. Именно поэтому Сайм бросил ее ночью… Но Иви, страсть которой уже начинала остывать, ровно восприняла эту новость.

Зачем ей такой мужчина, который изнывает от страсти к другой женщине! Пусть уж он станет счастлив!

Сайм своим поступком вернул ей волю, здравый смысл и возможность начать жизнь едва ли не с начала. Ей всего девятнадцать, у нее будет богатство, и от того — положение в любом обществе. Она может остаться здесь или вернуться в Сетао, купить еще более роскошный дом, открыть торговлю и тогда найдется много желающих назвать ее женой. Деньги прилипнут к деньгам. Иви сама станет выбирать, за кого ей выходить замуж…

Такие сладкие раздумья вызвали на губах девушки счастливую улыбку. Одно ее волновало — любовное зелье, который она опоила Тэумара.

Но если он вернется и поймет, что без Иви ему жить, что ж, она согласиться снова попробовать поладить с ним, но уже на ее условиях…

Укка заверила Аула, что трижды проведенного обряда хватит, чтобы отвести от Айны и Тэумара разрушительную магию неведомых земель.

— А затем? — беспокоилась Аула. — Ведь им еще предстоит возвращаться…

— Как только в руках Айны окажется черный мох, я сумею проложить дорогу из того мира в этот, чтобы они прошли беспрепятственно…

Но Аула все равно не могла избавиться от тревоги. Она боялась, что не одной опасности может подвергнуться Айна — дальний край Сухого русла насквозь пронизан магией, которую никто из ныне живущих не способен преодолеть.

— Сайм и Мерьята провели древний обряд соединения крови, чтобы создать охранницу, но не сумели этого сделать, потому что я уже использовала нашу родовую силу, — сказала она Укке.

— Этого все равно бы было недостаточно. Мерьята могущественна, но слишком молода… Однако пролитая ими кровь принесла свою пользу. Она открыла дорогу, и я, как хранительница, получила доступ к первичным силам не только Лянсиды, но и Этеляны, — пояснила Укка.

— Ты можешь посмотреть, что с ними сейчас происходит? — спросила Аула.

— Нет. Другой мир не покажет свои глубины… Черный мох в руках твоей дочери — не только лекарство, но и символ перехода. Мы сделали все, что могли… Теперь нужно ждать… Если Айна и Тэумар объединят свою кровь так, как это сделали Сайм и Мерьята, то готова поклясться, что воды Великой реки рано или поздно вернуться… Когда это случится, то в хранителях Сухого русла тоже отпадет необходимость, и я наконец-то смогу уйти по заповедной тропе… Мне пришлось жить дольше, чем было обозначено…

— Потому что у тебя нет детей? — осмелилась спросить Аула.

— Для рождения девочки, наделенной тайными знаниями не подойдет любой мужчина! — презрительно усмехнулась Укка, — А тот, который был бы достоин стать отцом, так и не появился.

Ауле очень хотелось побольше узнать о хранительницах, но она не решалась задавать Укке слишком много вопросов. К тому же ей теперь и не до этого было — мысли о судьбе дочери безжалостно терзали ее. Не так тревожилась Аула, когда знала, что Айна в Лянсиде, пусть и в неволе, но защищена традициями. А другой мир, по которому она нынче скитается, живет по другим правилам, людям неведомым.

— Много ли силы у Тэумара? — спросила она.

— Он взял с собой три капли магии, остальное оставил здесь, для Изенара и нужд Лянсиды, — ответила Укка.

Аула покачала головой. Насколько бы всем стало легче дышать, если бы Изенар умер! И хоть она не произнесла этого вслух, Укка угадала эту мысль по легкой тени, набежавшей на лицо своей собеседницы.

— Смерть