— Здесь я, здесь! — раздался голос изподземелья. — Куда же я отсюда денусь-то, Смолянинчик?!

— Ну вот и славно! — крикнул переводчик. — Ая тут к тебе гостей привел!

— Каких еще гостей?! — Голос прозвучалнастороженно. — Я же тебя просил! Не надо мне никаких гостей! Эх,ты… — Свет в проеме люка погас.

— Хороших, хороших гостей, — заверил Смолянин иподтолкнул нас к отверстию. — Спускайтесь!

Взволнованный Стас с букетом и я с мешком — за нимполезли вниз.

— Стоять! Ни с места! — раздался вопль из темноты,стоило нам коснуться ногами пола. — Еще шаг, и за себя не ручаюсь!

— Кубатайчик, успокойся, — безмятежно сказалСмолянин, спускаясь за нами. — Включи свет, и ты сам увидишь, что боятьсятебе нечего…

Вспыхнул тревожный синий огонек, в тусклом свете которогошагах в десяти от нас стал виден широкий силуэт грузного человека.

— Ну и кто это такие? — спросила фигура Кубатаявсе также подозрительно.

— Кубатайчик, — снова вмешался Смолянин, — яже сказал тебе, если ты включишь весь свет, ты их и сам узнаешь.

— Только без глупостей! — приказал Кубатай, сделалкакое-то движение, и над нашими головами вспыхнула здоровенная люстра.

Комната, в которой мы оказались, была просторна и обильномеблирована. Шкафы и стеллажи, столы и комоды, диваны и кровати, буфеты исерванты… А в дальнем конце ее, прижавшись спиной к трюмо, с мумибластером вруке стоял хмурый Кубатай. Время не коснулось ни его усатого лица, ни егозеленой шевелюры… Но боже мой, как он потолстел! Этого не могла скрыть даженаброшенная на его плечи просторная розовая накидка с кружевами.

— Что это… Что это у вас в руках? — срывающимсяголосом спросил он, указывая стволом мумификатора на букет.

— Это подсолнечник, — сдавленно пискнулСтас. — А я — Стас. Стасик, из прошлого. Здравствуйте, дядя Кубатай.

— Ах! — покачнулся доблестный дэзээровец, и оружиевыпало у него из рук. — Держите меня, мне дурно… — и он стал сползатьвниз по стене. — Воды… Меня тошнит…

— Сейчас, сейчас! — опередив нас, кинулся к немуСмолянин и, схватив с комода графин со стаканом, присел возле захворавшегодруга.

«Бульк, бульк, бульк», — проглотил воду Кубатай. Потомвыглянул из-за Смолянина и недоверчиво уставился на растение.

— Они что, настоящие?! — спросил он шепотом.

— Ну конечно, Кубатайчик, конечно, — заверил егоСмолянин. — Разве мы тебе поддельные принесли бы?

— Но это же… — Кубатай, кряхтя, поднялся идвинулся к нам с протянутыми руками. — Это же чудо какая красота!

Схватив букет и лучезарно улыбнувшись ему, он наконецпосмотрел на нас и воскликнул:

— Костя! Стас! Неужели это вы? Каким ветром вас надуло?

Улыбаясь, рот до ушей, Стас заявил:

— Так по-русски не говорят, — хотя мы и болталивовсе не на русском, а на всеземном. — Нас ветром пригнало. А надувать,это… — Он сунул цветы Кубатаю в руки и изобразил губами, как будто надуваетшарик: — Ф-фу, ф-фу, ф-фу… — делая такие движения, как будто тот вего руках становился все больше. — Это, скорее, вас надуло, — кивнулон на кубатаевский живот.

— Да? — зарумянился тот. — Так заметно?

— Еще как! — заверил Стас. — Что это с вами?

— Давайте потом, — жеманно всплеснул рукамиКубатай. — Я вам все расскажу. Давайте сначала поговорим о вас… — Ноон тут же переключился на подсолнух. — Нет, ну какая прелесть! —помахал он цветами у себя перед носом. — Какая прелесть! Надо срочнопоставить в вазу! — и походкой суетливой гусыни он поспешно направился кбуфету.

— Значит, говорите, пригнало… — хохотнул Кубатай изачерпнул горсть семечек из мешка, когда мы наконец устроились в креслах возлежурнального столика, поставили на него вазу с подсолнухом и приготовились обовсем как следует поговорить. — Как пригнало? Зачем пригнало?.. Хотя нет,подождите! — воскликнул он. — Дайте мне сперва насладиться этимчудом!

Он просеменил к широченной двуспальной кровати с балдахином,улегся и нажал кнопку на спинке. Зазвучала тихая мелодия, на балдахине замигалицветные огоньки.

— Погасите свет! — попросил он.

Смолянин послушно отключил люстру, Кубатай закрыл глаза инесколько минут сосредоточенно лузгал семечки под музыку, выплевывая шелуху вкулак.

— Это тебе Шидла прислал, — вспомнил Стас.

— Ай, молодца! — отозвался Кубатай, не прерываясвоего занятия. — Вот не знал, что он так ко мне внимателен. — А внаш со Смолянинчиком цирк так и не зашел ни разу…

— В какой цирк? — поразился Стас.

— С пингвинами. На Венере. Было у нас такое задание.

— Мы Шидле много о тебе рассказывали, — пояснил я.

— Угу, угу… — промычал Кубатай. Некоторое времяслышалось только потрескивание и шуршание шелухи. Наконец он сел, свесив скровати ноги, и разлепил глаза.

— Волшебно, — сказал он. — Неописуемо.Включай свет, — кивнул он переводчику и вернулся к нашему столику. —Ну, так чему обязаны мы такой радости — лицезреть вас снова? —спросил он меня.

— Если честно, Кубатай, мы прибыли сюда специально затобой, — начал я.

— Да? — спросил он, но мне показалось, что ондумает о чем-то своем.

— Нам кажется, что только ты можешь спастиЗемлю, — продолжил я.

— Ага, — сказал Кубатай. — Вот, значит, как…

— У нас, в нашем времени, случилась беда, — сказаля, чувствуя себя так, словно говорю все это в глухую стену.

— А вы знаете, — сказал Кубатай, как бы вдругвозвращаясь в реальность, — ощущение странное. Вроде понимаю, что раз онинастоящие, то вкус должен быть изумительным, а почувствовать это не получается…Привык к синтетическим… И щелкать неудобно, искусственные-то очередью склеены…

— Кубатай, ты можешь о чем-то другом думать, кромесемечек?! — рявкнул Стас.

— А?! Да! Могу! — встрепенулся тот. — Еще какмогу! Значит, говорите, беда у вас? Это хорошо! Смолянинчик, будь другом,принеси-ка мне огурчик! Это мне Марьюшка насолила, — пояснил он наммечтательно. — Вку-усно! С хреном. Не хотите?

Смолянин прошлепал к холодильнику, а я посмотрел на Стаса.

— Слушай, — сказал я ему. — По-моему, зря мысюда приехали.

— Нет, нет, нет, вовсе не зря! — воскликнулКубатай, схватил из рук Смолянина пупырчатый огурец и смачно хрустнул им,откусив сразу половину. — Я вам обязательно помогу! — Он забросил врот вторую половину огурца и сжевал ее. — Несмотря ни на что! —добавил он и постучал ладошками по животу. — Слово джигита!..Смолянин, — снова обратился он к другу, — тащи всю банку!