— Да нет! — продолжал изображать душевный подъемСтас. — «Голос Вселенной» — это не про музыку, это газета о самыхудивительных явлениях на Земле! Телекинез и телепортация, пирокинез иТунгусский метеорит, полтергейст и летающие тарелки! Принцесса, а почему бы вамс Костей не обсудить сегодня все эти вещи наедине, пока я в музей смотаюсь?!

— Да, — вставил я свое слово, чувствуя, чтокраснею.

— Прекрасная мысль, не правда ли?! — вскинула наменя Леокадия томный взгляд своих, сегодня желтых, как у рыси, глаз. —Иногда твой брат высказывает по-настоящему толковые идеи.

— Да, — тупо повторил я, чувствуя такое смущение,какого не испытывал, пожалуй, еще никогда в жизни.

— Его школа! — воскликнул Стас великодушно. —Он же старший!

— Я отправлю с тобой в музей моих лучшихзнатоков, — великодушно пообещала Леокадия.

Я вспомнил напыщенных придурков в разноцветных мантиях икудрявых париках (кстати, оказалось, что это партийная формагуманистов-перфекционистов) и злорадно подумал, что день у Стаса вряд липройдет так уж замечательно. Но этот гад вывернулся:

— А может, я лучше со злувами? — попросил он.

— Ну, если эти свиноподобные существа кажутся тебеболее интересной компанией… — скептически отозвалась принцесса.

— Да они классные ребята, ты же сама говорила! —воскликнул Стас. — Ну, тогда все?! Я тогда пошел собираться?!

И он слинял.

А мы с Леокадией отправились на прогулку в зимний сад. Этобыла огромная закрытая оранжерея, полная экзотических цветов, птиц и бабочек, атакже фонтанчиков и декоративных строений… Но мне было не до всех этих красот.Я все отдал бы, лишь бы оказаться сейчас на месте Стаса в каком-нибудь пыльноммузее. Да что там со злувами, с обычными свиньями и то мне было бы спокойнее.

Но нет. Я был тут, с Леокадией, и она, как муравей гусеницу,уж простите за банальное сравнение, куда-то меня волокла.

— Дурное настроение? — спросила она, когда наконецмы оказались в небольшой увитой лианами беседке.

— Да нет, — промямлил я.

Мы сидели на скамеечках напротив друг друга, чутьсоприкасаясь коленями. Одета она была в серебристое вечернее платье. Похоже,это один из ее любимых цветов.

— Не можешь оправиться после турнира? — вновьучастливо поинтересовалась она.

— Ну… — пожал я плечами.

Она нервно хохотнула и сказала с легким раздражением:

— Ты что-то собирался сказать мне… Так давай. Я слушаю.

Я почувствовал, что вдруг вспотел. Как мне не хотелось с нейфлиртовать… Нет, она классная, но это просто невозможно — флиртовать пообязанности… С другой стороны, возможно, именно сейчас решалась судьба Земли…

— Леокадия, — начал я как можно болеесветски. — Можно, я сегодня буду звать тебя просто Лео?..

— Здрассьте, — отозвалась она оченьнеодобрительно. — С какой это радости? «Леокадия» — это же не имя, азвание. Как, например, Олдь. Леокадия — значит принцесса Леокады.

Придурок. Мог бы и сам догадаться.

— А как тебя звать по-настоящему? — попытался я исправитьположение.

— Ну ты нагле-ец! — протянула принцесса. —Как меня звать по-настоящему, узнает только мой муж. Да и то не сразу.

— Вот как… — потупился я.

Что ж, первый тайм можно считать проигранным.

— Ну, замечательно, замечательно… — заполнил я паузу.

— Так о чем ты хотел мне рассказать? — вновьспросила она еще более прохладно.

— Я… Я хотел рассказать тебе о разных удивительныхвещах. Ну… Например, пирокинез. Представляешь, некоторые люди на Земле умеютвзглядом воспламенять предметы. Посмотрит такой тип, например, на вон тот куст…

— Вот так? — спросила Леокадия, глянула на куст,тот заискрился, задымился и вспыхнул ярким пламенем.

— Ну-у… Типа того, — осекся я. — Но это-то,конечно, ничего особенного… Так…

Мы помолчали.

— Левитацией тебя тоже не удивишь… — выдавил я.

— А что это?

— Та же антигравитация. Способность летать без крыльеви других приспособлений…

— Да уж… — усмехнулась она, приподняласьсантиметров на десять над скамейкой, не меняя позы, выскользнула из беседки,облетела вокруг нее и приземлилась обратно на свое место.

— Суггестия… — пробормотал я. — Этовообще — твой хлеб… Кундалини! — вспомнил я. — Да, кундалини!

— А что это такое? — заинтересовалась она.

— Это когда в тебя вливается какая-то удивительная энергия,и ты вдруг понимаешь, что на свете самое главное. Тебя всего распирает отвнутреннего огня и новой информации, и тебе хочется приключения — главногоприключения твоей жизни. Чакры набухают, и наступает просветление…

Пока я говорил все это, Леокадия внимательно смотрела наменя огромными голубыми глазами, потом вдруг чуть наклонилась, и наши губысоприкоснулись. Поцелуй был долгим и отнюдь не невинным. Наконец она оторваласьот меня и спросила:

— Вот так?

— Да… Пожалуй… — отозвался я, ощущая внутреннийогонь и набухание чакры. Я потянулся к ней…

— Стоп, стоп, стоп! — остановила она меняхолодно. — Это был научный эксперимент. А дальше получится совсем другое.

— Извини, — поспешно отпрянул я, вздохнул,успокаиваясь, и спросил: — А как у вас насчет полтергейста и спиритизма? Иеще насчет этих, как их… Кругов на полях.

— На каких полях? — заинтересовалась принцесса.

— Да на любых. На чечевичных, на гречишных… —господи, что ж это я никаких нормальных полей вспомнить не могу?! — напросовых, ячменных… На маисовых…

— Что еще за круги? — прервала мои мученияпринцесса.

— Ну, это такие круги, которые… Они такиебольшие, — развел я руки, — просто огромные, их только сверхувидно. — Честно говоря, я плохо соображал, что говорил. Огонь в груди ещегорел, и губы еще чувствовали мягкое прикосновение… — Никто не знает,откуда они берутся, — тянул я резину. — Некоторые даже считают, чтоих оставляют летающие тарелки, ну, это такие космические корабли…

— Корабли злувов имеют форму тарелок, и они бывают наЗемле. Но, насколько я знаю, они стараются не садиться туда, где могут остатьсяследы. Но если все-таки приходится, то, пожалуй, на посевах остаются как разтакие круги, о которых ты рассказываешь.

Та-ак… Опять облом.

— А что такое полтергейст и спиритизм, о которых ты упомянул? —спросила Леокадия.

Это была последняя возможность. И я уцепился за нее. Явнутренне встряхнулся, собрался и решил не ударить в грязь лицом.