Камушки на платье, в ушах и на пальцах сверкали, а глазадевицы метали громы и молнии.

— Зоенька! — заворковал хоккеист. — Да тычего подумала? Женщина автограф для племянника попросила.., по-хорошему…

Девица и сама, разглядев лицо Надежды и приблизительноопределив ее возраст, смутилась. Ревновать к такому антиквариату былобезусловно ниже ее достоинства. Однако она еще для порядка прикрикнула нахоккеиста,;

— А вот, может быть, вы что-нибудь видели? —перекинулась на нее Надежда Николаевна и повторила свой вопрос.

— А нечего девушек подвозить в таком возрасте и натакой рухляди! — недовольно проговорила еще не вполне остывшая Зоя,покосившись на «девятку», но устыдилась и задумалась.

— Девушку.., нет, вроде бы никакую девушку я не видела…— ответила она наконец.

Однако что-то в ее тоне заставило Надежду Николаевнупродолжить расспросы.

— А может, вы что-то другое заметили? Ну, необычное…

Зоя поглядела с подозрением, но Надежду, если она хотелачего-то добиться, не так легко было смутить. Она твердо встретила Зойкинвзгляд.

— Вон, видите там столярку? — девица показала нанеказистое одноэтажное здание в глубине двора. — Так вот вчера там, застоляркой, вроде драка была, как раз когда я к Виталику шла.

— Драка? — переспросила Надежда. — А кто скем дрался-то?

— Да вроде ребята из столярки с какими-то чужими.., дане то что серьезная драка, а так… да я толком ничего и не видела! — Зояпошла на попятный. — Да вы лучше Таньку спросите, может, она что видела,она вечно на крылечке курит.

— Таньку? — заинтересовалась НадеждаНиколаевна. — А кто она такая, эта Танька?

— Так она там, в столярке, работает. Не то секретарша,не то бухгалтер.., и заказы оформляет, и с бумажками всякими…

— Ну, Зоенька, мы поедем? — подал наконец голосВиталий. — Нас там ребята уже ждут!

— Большое вам спасибо! — проговорила Надежда,поняв, что больше ничего уже не узнает.

— Привет Владимиру! — солидно проговорил хоккеист,и малиновый джип укатил, презрительно фыркнув мотором на старенькую «девятку».

— Надо идти в столярку, — сказала Надеждаподошедшему к ней Павлу Петровичу, — ты все слышал?

— Слышал, — кивнул тот и спросил с уважительныминтересом:

— а ты что, Надя, правда этого спортсмена узнала? Вотуж никогда не думал, что ты так спортом интересуешься!

— Да ничего я его не узнала! — развеселиласьНадежда. — Просто на нем огромными буквами написано, что он спортсмен!Большой, сильный, интеллект в глазах не светится, но с виду добродушный.., я ито сначала ошиблась, борцом его назвала, а он оказался хоккеист…

— Ну надо же, — Павел Петрович огорчился, — ая на него подумал — бандит! Вот так обидишь человека!

— Да ты не расстраивайся! Ошибиться нетрудно. Многиеспортсмены, когда карьера не залаживается, в бандиты переквалифицируются.Только они на самых первых порах учатся «лицо держать» — вырабатываютспециальный взгляд, от которого все шарахаются. Без такого взгляда средибандитов никак…

Павел Петрович запер машину, и они с Надеждой направились кодноэтажному зданию в глубине двора.

Вход в столярную мастерскую был с обратной стороны, поэтомувполне понятно, что с набережной Обводного канала не было видно, что возле неепроисходит. Никакой вывески около входа не было, но по доносящимся изнутривзвизгам дисковой пилы и по рассыпанным на крыльце опилкам становилось ясно,что делают за этой дверью.

Надежда решительно открыла дверь и шагнула внутрь.

Внутри помещение было разгорожено стеклянными переборками нанесколько частей. В одной из них непрерывно что-то пилили и строгали, за другойперегородкой веселый парень с обвязанной платком головой красил готовую дверь.Перед самым входом мужчина лет сорока с заложенным за ухо карандашом задумчиворазглядывал небольшой чертеж. Увидев вошедших, он отложил этот чертеж ипроговорил:

— Принимаем только на конец июля. Вам входные илимежкомнатные?

— Межкомнатные что? — в растерянности проговорилПавел Петрович.

— Двери, конечно, — мужчина недоуменно пожалплечами, — а вы, интересно, зачем пришли?

— Мы пока только присматриваемся, — перехватилаНадежда инициативу, — присматриваемся, прицениваемся, подбираем.., намквартиру еще только осенью сдадут.

— Ну вот, как раз сейчас и записывайтесь, посоветовалмастер, — как раз пока квартиру получите, и здесь очередь подойдет, анасчет цены не сомневайтесь, дешевле нашего нигде не найдете! Потому у нас иочередь, и вывеску даже не вешаем — и без того от клиентов отбоя нет!

— Ну да, и налоговая инспекция не найдет, пробормоталаНадежда Николаевна себе под нос, а потом повысила голос:

— А у вас девушка работала, Таня…

— Сегодня ее нет, — нелюбезно отрезал мастер.

— А вот вчера у вас вроде какая-то драка была…

— Послушайте, — столяр выпрямился и окинул Надеждуподозрительным взглядом, — вы вообще насчет заказа или просто так? Что вывсе расспрашиваете, разнюхиваете? Я, между прочим, Татьяну после вчерашнегоуволил!

Мне ни к чему, чтобы тут посторонние шлялись и с моимиребятами в драку лезли! Мне неприятности не нужны!

— Да ладно, что вы, — Надежда Николаевна невольнопопятилась, — я так просто спросила…

— Так просто в горсправке спрашивайте! мастер теснилподозрительных посетителей к дверям. — Да и там только за деньги! Ишь ты,она еще налоговой меня будет пугать! Да у меня все схвачено!

— Не сомневаюсь, — сухо проговорила Надежда, задомвыходя в дверь, — а если вы так будете разговаривать, всех клиентовраспугаете!

Павел Петрович без слова выскользнул вслед за ней. Как ибольшинство мужчин, он постарался не ввязываться в конфликт, стоя, так сказать,над схваткой.

— У меня клиентов хватает! — крикнул вследпосетителям вредный столяр. — Вон, аж до осени очередь!

— Бывают же такие хамы! — проговорила НадеждаНиколаевна, остановившись неподалеку от столярки и переводя дыхание. Сегодня ибез того было жарко, а после ссоры со столяром она еще большеразгорячилась. — Некоторых людей никак не изменить, ему и клиенты ненужны…

— Лексеич — он такой! — послышался голос у нее заспиной. — Он сурьезный! Ежели что не по нем — так напустится — страх!

Надежда оглянулась и увидела небольшую сгорбленную старушку,опирающуюся на палку, с полиэтиленовым пакетом в свободной руке. На пакете былонаписано «Дольче энд Габбано», но в нем отчетливо просматривались не дорогиеитальянские шмотки, а буханка хлеба и пакет молока.