Ненависть Ларисы к Стрельникову была огромной. Бездонной.Безмерной. Но говорить об этом она могла только с Аней Леонтьевой и с Любой. Ниее муж, ни муж Ани и слышать ничего не хотели. Для них Стрельников был фигуройнеприкосновенной, и говорить о нем дурно было запрещено категорически.

– Почему Слава ему все прощает? – недоумевалаЛюба. – Неужели он не понимает того, что понимаешь ты?

– Да не хочет он понимать. Он влюблен в своегоСтрельникова, как девица в жениха. Что бы этот изверг ни делал – все хорошо.Ума не приложу, чем он их с Генкой так приворожил…

…Когда Владимир Алексеевич Стрельников стал ректороминститута, он тут же начал собирать вокруг себя команду преданныхединомышленников. Перед ним было два пути: убеждать людей, заражать их своимиидеями реорганизации вуза и усовершенствования учебного процесса, добиватьсяпонимания и согласия со своей позицией или просто пригласить верных друзей,которые будут плясать под его дудку и воплощать его идеи в жизнь. Друзья – онии есть друзья, они не подведут, на них можно переложить всю текущую работу, отних можно требовать беспрекословного подчинения и выполнения указаний и бытьуверенным, что все будет сделано как надо. Потому что друзья не подведут и неподставят. Второй путь был куда проще, и Стрельников пошел именно по нему.Вячеслав Томчак был в то время заведующим лабораторией в одном из профильныхНИИ и считался весьма перспективным ученым, Геннадий Леонтьев руководил вдругом вузе кафедрой психологии управления. Стрельников предложил Томчакудолжность проректора по научной работе, а Леонтьеву – должность заместителя покадрам. Даже не предложил, а попросил:

– Переходи ко мне. Ты мне нужен.

Эти слова были священными. Раз друг говорит, что нуждается втебе, нуждается в твоей помощи, нельзя отказать. Даже если переходить очень нехочется. Томчак в тот период уже вплотную приступил к написанию докторскойдиссертации, но по первому же слову Стрельникова бросил науку и перешел к немув институт. Правда, Стрельников что-то такое говорил насчет того, что, дескать,на этой должности будет возможность заняться докторской, и Томчак ему поверил,но уже через неделю понял, что к настоящей науке его должность и близко нележала. Это была хлопотная суматошная административная работа, которая включалав себя не только контроль за ходом выполнения плана научно-исследовательскойработы на кафедрах, но и организацию семинаров и конференций, обеспечениенаучного рецензирования, руководство работой аспирантуры института и множестводругих вещей, совершенно не интересных человеку, занимающемуся чистой наукой.Нехватка бумаги или поломка техники на участке оперативной полиграфии, гдетиражируются подготовленные сотрудниками института научные иучебно-методические работы, слишком большой конкурс в аспирантуру,необходимость раздобыть машины и привезти на заседание ученого советастроптивых старых профессоров, которые сказались немощными и поставили подугрозу срыва защиту чьей-то диссертации, выбивание из финансистов денег наприобретение книг для институтской библиотеки – всем этим пришлось заниматьсянесостоявшемуся доктору наук Вячеславу Томчаку. И это при том, что до прежнейработы он успевал добираться за тридцать пять минут, а теперь тратил на дорогупо полтора часа в один конец.

Самым неприятным было то, что Стрельников, судя по всему, несобирался быть ректором до конца своих дней. Все его друзья знали, что дольшедвух-трех лет он ни в одном кресле не высиживал. Ему становилось скучно, онрвался к новым просторам и новым вершинам, менял сферу деятельности, затевалновые дела. Томчак и Леонтьев, по прямому указанию ректора жестко закрутившиевсе гайки и нажившие себе в институте множество врагов, подспудно ждали тогодня, когда их друг Володя уйдет из института. Они твердо знали, что после егоухода они здесь не останутся. Придет новый ректор и начнет избавляться отстарой команды, как это сделал в свое время сам Стрельников.

Их прогноз сбылся. Не прошло и трех лет, как Стрельниковзадумал организовать Фонд поддержки и развития гуманитарного образования. Кнемалому облегчению своих друзей-заместителей, он позвал их с собой. Однакопредусмотрительная Лариса Томчак уже тогда предупреждала мужа:

– Не делай этого, Слава, лучше вернись в науку, пока нестало слишком поздно. Трехлетний перерыв пока еще можно как-то наверстать, темболее что ты сейчас на должности проректора по науке, а с этой должности вполнеможно уйти заместителем директора какого-нибудь НИИ. Если ты потащишься заСтрельниковым в Фонд, это будет уже необратимо. Людей, уходящих сгосударственной службы в бизнес, обратно не берут, их там не любят. Максимум,на что ты сможешь рассчитывать после работы в Фонде, это старший научныйсотрудник. Не высоко падать-то будет?

– Я нужен ему, – упрямо твердил Томчак. – Онменя попросил уйти вместе с ним.

С этим Лариса ничего не смогла поделать. И точно в таком жеположении оказались супруги Леонтьевы. Анна умоляла мужа одуматься, пока нестало поздно, а тот, в свою очередь, произносил выспренние слова о мужскойдружбе. Томчак и Леонтьев ушли из института вместе со Стрельниковым впридуманный и созданный им самим Фонд. И вот теперь, как выяснилось, ВладимирСтрельников занял высокую должность в аппарате Госкомвуза, бросив своих верныхтоварищей на произвол судьбы. Оба они были совершенно не приспособлены ккоммерческой деятельности, не любили ее и плохо понимали. Руководить Фондом безоборотистого, энергичного, предприимчивого Стрельникова они не могли. Болеетого, налаживая работу Фонда, они, как и несколько раньше в институте,проявляли по приказу своего шефа жесткость и требовательность к остальнымсотрудникам. Даже в тех случаях, когда Владимир Алексеевич был совершенноочевидно не прав или несправедлив, они демонстрировали солидарность с ним передсотрудниками, которые приходили искать у них защиты и понимания. Этоготребовали законы корпоративности и мужской дружбы. После всего этого труднобыло ожидать, что с уходом Стрельникова все в Фонде останется по-прежнему.Недоброжелателей и врагов у Томчака и Леонтьева и здесь оказалосьпредостаточно, и все они взбодрились и подняли головы, с энтузиазмом выискиваявозможность поквитаться с обидчиками.

Но все это было, так сказать, глобально. Это было темфундаментом, на котором возвела свое здание злость и ненависть. Однако, кромефундамента, необходимы и кирпичи. Их Стрельников поставлял Ларисе Томчак и АннеЛеонтьевой бесперебойно.

У него была очаровательная привычка звонить часов околошести из машины и говорить своей секретарше:

– Наталья Семеновна, скажите Томчаку, чтобы не уходил.Он мне нужен. Я буду через двадцать минут.

И Томчак сидел в своем кабинете как привязанный. Черезполчаса он звонил в приемную, недоумевая, почему Стрельников до сих пор его невызвал, раз уж он ему так нужен. Наталья Семеновна отвечала:

– Владимир Алексеевич занят, у него посетители.

Томчак ждал. Каждые десять минут звонила Лариса, потому чтоони собирались куда-то идти: в гости, в театр, на банкет, и вообще у них быливполне определенные планы на этот вечер. В конце концов, она ждала мужа кужину, без него за стол не садилась и хотела хоть какой-то определенности.