Люба вышла в зал прилета и принялась бесцельно бродить, то идело поглядывая на часы в ожидании Ларисы. Каждые пять минут громкоговорительвозвещал о прибытии рейсов, и толпы встречающих кидались к стойкам таможенногоконтроля. Им навстречу выходили улыбающиеся пассажиры, кто-то кому-то махалрукой, кто-то поднимал над головой плакат с фамилией прилетевшего или сназванием своей фирмы. Всех встречали. Всех ждали. Только не ее, ЛюбуСергиенко. Слезы снова потекли из глаз, и она поплелась в сторону туалетов,чтобы умыться. Нагнувшись над раковиной и набрав в ладони холодной воды, онавдруг не удержалась и расплакалась громко, горько, навзрыд. В первый раз за всеполгода она не справилась с собой и зарыдала. Ей в одну секунду припомнилосьвсе: отчаяние, унижение, голод, неудобная постель в душной комнате безкондиционера, постоянное безденежье, стыд. Ей вспомнилось, как она сидела ваэропорту Антальи. Рейс дважды откладывали, сначала на шесть часов, потом ещена тринадцать. Деваться было некуда, все пассажиры уже прошли паспортныйконтроль и выйти в город не имели права. Все места в бистро и баре были занятыотъезжающими с отложенных рейсов, люди сидели на полу, пристроиться было негде.И ужасно хотелось есть. А денег не было. Но Любе тогда казалось, что все этоерунда, потому что в Москве ее ждет Стрельников. Кончился кошмар, кончиласьунизительная работа, она наконец летит домой. Ради этого можно и потерпеть.Сидя на корточках в уголке в душном переполненном аэропорту, она закрывалаглаза и представляла себе Володино лицо, его улыбку, его распахнутые ипротянутые ей навстречу руки. Он ждет ее, он скучает без нее…

Но оказалось, что ее никто не ждет.

* * *

Лариса Томчак вела машину легко и уверенно. Всю дорогу онамолчала, но Люба почти не обращала на это внимания, ей и самой не хотелосьразговаривать. Ей хотелось только одного: заснуть, проснуться и обнаружить, чтопоследние полгода ей просто приснились. Она никуда не уезжала, ничего этого небыло, за окном тихое прохладное московское утро, будильник показывает четвертьвосьмого, рядом с ней крепко спит Володя Стрельников, и сейчас она встанет,чтобы приготовить ему завтрак.

Дома Лариса первым делом отправила Любу в душ и заняласьприготовлением обеда.

– А где Слава? – спросила Люба. – Неужели наработе? Сегодня же воскресенье. Опять Стрельников его вместо себя оставилвкалывать?

Лариса бросила на нее какой-то странный взгляд.

– Иди мойся. Потом поговорим.

Несмотря на голод, Любе кусок в горло не шел. Ей вдруг сталоказаться, что она непременно подавится и умрет. С ней такое случалось, хотя инечасто. Еще в раннем детстве страх перед едой возникал у нее при нервныхперегрузках – перед контрольными, которых она ужасно боялась, перед экзаменами,потом, в юности, – во время ссор с юношами или на почве любовныхпереживаний. Обыкновенный невроз.

Она решительно отставила тарелку и залпом выпила стаканминеральной воды.

– Почему ты не ешь? Невкусно?

– Вкусно. Спасибо, Лара, я уже сыта. Теперь объясни мненаконец, что все это значит? Что происходит?

– Любаша, мне придется сказать тебе неприятные вещи.Соберись с духом, пожалуйста.

– Мне не с чем собираться, – усмехнуласьЛюба, – вся сила духа оказалась растраченной под знойным солнцем турецкогорая. Не надо меня щадить. Все плохое, что могло случиться со мной, ужеслучилось. Так где мой Стрельников? Куда подевался?

– Он уехал на две недели в Испанию, в Коста-Браво.

– По делам Фонда?

– Нет, отдыхать.

– Что, сильно утомился? – скептически осведомиласьЛюба.

– У него медовый месяц.

– Как ты сказала?

Люба решила, что ослышалась. Какой медовый месяц?Стрельников женат больше двадцати лет. Последние два года он прожил с ней,Любой Сергиенко, уйдя от жены и купив себе квартиру. Накануне ее отъезда вТурцию речь шла о том, что он в ближайшее же время оформит развод и послевозвращения Любы они поженятся. Так какой же может быть медовый месяц? С кем? Сженой Аллой?

– Я сказала, что у Стрельникова медовый месяц, –отчетливо повторила Лариса Томчак.

– С кем? – пересохшими губами спросила Люба.

– С твоей подружкой Людмилой.

– Нет!

«Уснуть, проснуться и обнаружить, что этого нет…»

– Да. Я тебя предупреждала, что ты услышишь неприятныевещи.

– Значит, он все-таки развелся?

– Еще чего! – фыркнула Томчак. – Будет оннапрягаться. Официально он все еще в браке с Аллой. А с Милой он обвенчался вцеркви.

– Бред, бред… – прошептала Люба. – Я больна, уменя высокая температура, и все это мне привиделось в бреду. Этого не можетбыть.

Лариса встала из-за стола, подошла к ней, обняла за плечи,положила прохладную ладонь на ее пылающий лоб.

– Любочка, девочка моя, ты должна это пережить, как быбольно это ни было. И мы с Томчаком, и Леонтьевы с этим не смирились. Японимаю, тебя это не может утешить, но я хочу, чтобы ты знала: Стрельникова сМилой мы в своих домах не принимаем. Мы все тебя любим, и у нас за тебя душаболит. Но руководить его поступками мы не можем. Это не в наших силах.

Люба прикрыла глаза и откинулась назад, прижавшись затылкомк мягкой груди Ларисы.

– Как это случилось?

– Мила вернулась в июне и сразу помчалась кСтрельникову. Якобы рассказывать, как у тебя дела, и передать от тебя письмо.Ты писала ему письмо?

– Да. И просила Милу его передать.

– Ну вот. Ты сама и устроила их встречу. Уж не знаю,как у них там все вышло, но только в июле она уже присутствовала на банкете,куда были приглашены руководители Фонда с женами. Мы с Томчаком, Гена Леонтьевс Анютой, а Володя – с твоей подругой. Мы ведь даже не знали, что Мила – твояподруга. Просто увидели рядом с ним эффектную блондинку и решили, что онпригласил совершенно случайную девицу себе в пару. Тебя нет, а с Аллой онотношения не поддерживает. Привел ее, чтобы не вызывать у устроителей банкеталишних вопросов. Мы даже значения этому не придали. А в августе, когда ГенаЛеонтьев отмечал сорокапятилетие, Володя сказал, что придет с Милой. Тогда ивскрылось. Короче говоря, окрутила она его в момент. Любаша, хоть ты мнеобъясни, что у вас там произошло. Почему вы уехали вместе, а вернулись порознь?Почему ты там застряла? Мы, честно признаться, решили, что у тебя сделалсяроман с каким-нибудь богатым турком, ты осталась в Турции, а Мила рассказала обэтом Стрельникову. Тогда все более или менее понятно. Это так?

– Нет, Лара. Это все не так…

* * *

… Первые пять дней прошли в восторженном угаре. Курортныерайоны Турции действительно райские места, а уж в апреле, когда еще нетизнуряющей жары, – особенно. Девушки с наслаждением разглядываливыставленные в витринах золотые изделия, приценивались, и в свете будущейзарплаты в две тысячи долларов колье, браслеты и серьги казались им до смешногонедорогими. Они заходили в каждый магазин, где продавались кожа и меха, мерилипальто, шубы, куртки и выбирали модели, которые непременно купят, как толькозаработают деньги. Отбоя от предложений выпить чашечку кофе бесплатно не было,хозяева магазинов, ресторанов и баров им улыбались и зазывали к себе, и жизньказалась радужной и прекрасной. Пригласившие их фирмачи каждый вечер рассказывалио том, где и с кем они говорили насчет работы для девушек и кто и что имобещал. Однако прошло пять дней, потом десять, а с работой ничего неполучалось. Денег не осталось совсем, хотя тратили они их очень осторожно,только на еду и то весьма скромно, даже лишний раз кофе выпить не решались. Наодиннадцатый день строители объявили им, что ничего не получается. Единственнаяработа, которую они сумели для них найти, – массажистками в отеле. Выборане было, купить билет до Москвы им было не на что, и девушки согласились. Обеони в свое время закончили курсы массажистов. Собственно, на этих курсах они ипознакомились, подружились, а уж потом вместе решили учиться в гостиничномколледже.