Он улыбнулся нам и быстро вышел, хлопнув дверью.

— Как здоровье миссис Фрэнклин? — спросил я.

— Такое же или почти такое же, как всегда, — ответилаДжудит.

— Плохо быть такой больной!

— Это бесит врачей, они любят здоровых.

— Как несносна современная молодежь! — воскликнул я.

— Я просто, — холодно ответила Джудит, — констатировалафакт.

— И, тем не менее, — добавил Пуаро, — наш милый докторспешит почитать ей!

— И очень глупо! — сказала Джудит. — Сиделка можетвеликолепно это сделать. Лично я чувствую отвращение, когда мне кто — либочитает.

— Хорошо, хорошо, о вкусах не спорят, — примирительнопроизнёс я.

— Его жена очень глупая женщина, — добавила Джудит.

— А вот здесь, mon enfant[15], — сказал Пуаро, — я с вами несогласен.

— Она никогда ничего не читает, кроме дешевых романов. Её неинтересует работа доктора. Она не может следить за своей мыслью и рассказываето своём здоровье всем, кто бы её ни слушал.

— И всё-таки я утверждаю, — вставил Пуаро, — что она умелоиспользует своё серое вещество ради дел, о которых вы, моя милая крошка, неимеете ни малейшего представления.

— Она очень женственная, — заметила Джудит. — Она всегдаговорит воркующим и мурлыкающим голоском. Я думаю, Эркюль Пуаро, вам нравятсяженщины подобного типа.

— Напротив, — сказал я. — Он любит огромных, пышных,громкоголосых женщин.

— Вот вы как, Гастингс! Выдаёте меня другим. Ваш отец,Джудит, всегда был неравнодушен к женщинам с каштановыми волосами. Этонеоднократно приводило его к неприятностям.

— Какие вы смешные, — со снисходительной улыбкой заметилаДжудит.

Она повернулась и вышла из комнаты. Я встал.

— Я должен разложить все свои вещи и принять до обеда ванну.

Пуаро позвонил в маленький колокольчик, и минуту — двеспустя в комнату вошёл слуга. К моему удивлению, это был незнакомый мнечеловек.

— Как! А где Джордж?

Джордж служил у Пуаро в течение многих лет. — Джорджвозвратился к своей семье. У него болен отец. Надеюсь, когда-нибудь он ко мневернётся. А пока, — он улыбнулся своему слуге, — за мной присматривает Кёртисс.

Кёртисс почтительно улыбнулся. Это был крупный человек сдовольно глупым выражением лица.

По дороге к двери я заметил, что Пуаро тщательно закрылшкатулку с бумагами.

Ум мой был в смятении. Я пересёк коридор и подошел к своейкомнате.

В тот вечер, идя на обед, я неожиданно почувствовал, что всямоя жизнь вдруг стала какой-то нереальной.

Одеваясь, я несколько раз спрашивал себя: не мог же Пуаропридумать всё это? В конце концов, мой друг был уже старым человеком со слабымздоровьем. Только он сам мог заявлять, что голова у него как и прежде впорядке, но было ли так на самом деле? Всю жизнь он занимался расследованиемпреступлений. Нет ничего странного в том, если, в конце концов, он видитпреступление там, где его нет. Вынужденное бездействие, должно быть, сильномучило его. А что, если он просто сам выдумал нового преступника? Еслиподумать, у него вполне может быть, умеренный невроз. Он подобрал рядобщеизвестных случаев и увидел в них то, чего на самом деле не было — скрытуютаинственную фигуру, безумного убийцу. По всей вероятности, именно миссисЭтерингтон убила своего мужа, именно рабочий застрелил свою жену, именнодевушка дала своей старой тётке слишком большую дозу морфия, именно ревниваяжена покончила со своим мужем (как и обещала сделать), и именно безумная стараядева совершила преступление, ибо сама же потом пришла с повинной в полицию. Этипреступления произошли именно так, как они всем и представлялись!

Этому голосу здравого рассудка я мог противопоставить толькосвою безграничную веру в проницательность Пуаро.

Пуаро сказал, что к убийству всё уже подготовлено. Стайлз вовторой раз должен стать местом преступления!

Время покажет справедливость этого утверждения, но, если этодействительно так, то нам следовало опередить преступника.

Более того, Пуаро знал личность убийцы, я же — нет.

Чем больше я думал обо всём этом, тем больше раздражался. Всущности, это была наглость со стороны Пуаро! Он ждал моей помощи, но в то жевремя отказывался доверить мне все свои тайны!

Почему? Причины, высказанные им, были просто нелепы. Я ужеустал от этих глупых шуток относительно моего лица, на котором всё написано. Я,так же как и любой другой, умею хранить тайны. Пуаро всегда утверждал (и этоунижало мое достоинство), что я слишком впечатлительная натура и каждый помоему лицу может узнать, что у меня на уме. Иногда он приписывал это моемучестному характеру, которому отвратителен обман в любой форме.

Конечно, я понимал, что если бы всё было игрой воображенияПуаро, то его скрытность была бы легко объяснима.

Пробил обеденный гонг, но я так и не пришёл к какому — либозаключению. Я спустился вниз с ясной головой, с настороженностью во взоре,чтобы немедленно определить таинственного Икса.

На какое-то мгновение я готов был принять на веру всё, чтосказал Пуаро. Под крышей этого дома был человек, который уже пять раз совершилубийство и готовил очередное. Кто он — этот человек?

В гостиной меня представили мисс Коул и майору Аллертону.Мисс Коул была высокой, ещё красивой женщиной тридцати трёх — тридцати четырёхлет. Майор Аллертон сразу же мне не понравился. Это был сорокалетний мужчинаприятной внешности, широкоплечий, загорелый, общительный. Многое из того, чтоон говорил, имело двоякий смысл. Под глазами у него были мешки,свидетельствовавшие о распутном образе жизни. Я подозревал его в мошенничестве,в пристрастии к азартным играм, пьянстве, но, главным образом, — в соблазненииженщин.

Старому полковнику Латреллу, заметил я, он тоже не нравился.Бойд Каррингтон относился к нему довольно холодно. Зато среди женщин нашегообщества Аллертон пользовался успехом. Миссис Латрелл весело с ним щебетала, вто время как он лениво льстил ей, с едва прикрытой дерзостью. Мне было такженеприятно видеть, что Джудит, кажется, тоже нравилось его общество, и она изовсех сил пыталась привлечь его внимание. Мне всегда было непонятно, почемухудшие из мужчин вызывают интерес у лучших из женщин. Я инстинктивночувствовал, что Аллертон — дрянь, и девять десятых мужчин наверняка согласилисьбы со мной, в то время как девять и, возможно, все десять женщин сразу жевстали бы за него горой.