Родители уверяли, что у него никогда не было таких денег,они сыну давали, конечно, на карманные расходы, но не столько. Если не былоникакой тетки, то нужно узнать, откуда у парня деньги. Леш, я, наверное,абсолютно аморальное существо, но пусть окажется, что он их украл, или выигралв какую-нибудь лотерею, или получил за криминальную услугу.

– Тогда я буду точно знать, что никакой женщины небыло, и усну спокойно.

Потому что, если женщина была и дала Ваньке сто долларов,это означает, что тот, третий, – человек серьезный. Сто баксов мальчику,еще сколько-то – тетке за посредничество, и все ради чего? Ради того, чтобынапугать двух женщин, работающих в милиции. Просто напугать. Пошутить, таксказать.

Стоимость выделки в данном случае многократно превышаетстоимость самой овчинки. И выводы, которые из этого следуют, меня отнюдь нерадуют.

– Хорошо, давай рассмотрим выводы, – с готовностьюкивнул Алексей. – Первое: этот шутник – сумасшедший миллионер. Он любитпошутить, впрочем, юмор у него черноватый, но без последствий. А денег у негомного, и он их не считает. Такой вывод тебя устраивает?

– Такой устраивает, – согласилась Настя. –Можно мне добавки?

– Валяй.

Она положила себе еще цветной капусты, немного подумала,глядя задумчиво на одиноко лежащую на сковороде котлету, потом аккуратноотломила вилкой ровно половинку и тут же засунула себе в рот.

– По-братски, – отчиталась она, усаживаясь наместо. – Я не какая-нибудь там, я честная, а могла бы, между прочим, всюкотлету съесть, пока ты не видишь.

Чистяков усмехнулся, протянул руку к плите, снял сковороду иположил жене на тарелку оставшиеся полкотлеты.

– Ешь, честная ты моя, в холодильнике полная мискафарша, можно еще пожарить. Второй вывод мне и так ясен. Стоимость овчинки,по-видимому, значительно выше, чем вы с Татьяной себе представляете. У тебяесть третий вывод?

– Третьего нет. Дальше второй вывод раздваивается навопросы: кто из нас двоих эта овчинка, Таня или я?

– А тебе как хотелось бы?

Настя вздохнула. Как ей хотелось бы? Хотелось бы, чтобы всеэто оказалось шуткой психованного идиота-миллионера. Но если нет… Кого именноон хотел испугать?

Она молча вымыла посуду, пододвинула стул к окну и села,опершись локтями о подоконник. Уже совсем темно, и на улице словно глухая ночь,а не субботний вечер, даже машин отчего-то мало. Такое ощущение, что Москвазамерла, затаилась и чего-то испуганно ждет. Впрочем, что ж удивляться, принынешней ситуации неизвестно что будет не только завтра, но и через час.

Включая телевизор, никто не может быть сегодня уверен, чтоне услышит какую-нибудь оглушительную новость вроде запрещения хождения твердойвалюты или поднятия курса доллара на новую невиданную высоту. Или беда какая сПрезидентом – Говорят, в последнее время он сильно болеет. Если сегодня будутобъявлены выборы нового Президента, то такое начнется, что про несчастнуюэкономику все вообще забудут. При чем тут какой-то кризис, когда надо властьхватать? А людям жить надо, надо свой скудный бюджет как-то рассчитывать, чтобыдо зарплаты протянуть, надо какие-то решения, жизненно важные, принимать, а каких принимать, когда неизвестно, что будет через час? Все затаились, в норкисвои попрятались и ждут.

И она, Настя Каменская, тоже ждет. Потому что угадать, гдеже она встретит смерть, ей пока не удается.

ПЕРВАЯ ЖЕРТВА

Ну чума! Чистая чума, а не мужик. И чего ему надо от меня?Ладно, спасибо ему, денег дал. Я хоть и выпиваю, но не алкоголичка законченная,мозги еще не совсем проспиртовала, потому и понимаю, что он мне не заработатьдал, а просто подарил эти деньги. Деньжищи! Да разве ж это работа? Найти пацанаи всунуть ему сто «зеленых» вместе с картонкой. Я б такую работу по тыщу раз вдень делала просто за стакан, а он мне столько отвалил – аж страшно! Я ж говорю– чума.

И ладно бы, если б только долларами одарил. Мало ли какие улюдей причуды бывают. Когда я на железной дороге работала, так был у нас тамодин, тоже чумовой. Припадочный, в смысле. Как найдет на него припадок, так онна все деньги водку покупал и за просто так раздаривал. На, говорил, Михална,выпей за мое здоровье. И бутылку мне целую совал. Да и не только мне. Сколькобутылок купит, стольким и подарит, себе ничего не оставлял. Непьющий он был,представляете? Вообще в рот не брал, ну ни граммулечки, а нам покупал. Во какиебывают…

Но этот-то, чумовой-то нынешний, вообще без крыши, похоже. Япацаненка нашла, на «задание» его наладила, вернулась и говорю, так, мол, итак, поручение твое, мил человек, выполнила. А он меня хвать под ручку, навродекак дамочку, и переулками в сторону Старого Арбата потащил. Разговор, говорит,у меня к тебе есть, Михална. Доставь мне, несчастному и горем убитому, радостьнечаянную… Поужинай со мной сегодня. Только я человек приличный, по подъездам,подворотням и вокзалам отираться не приучен, кушать я изволю исключительнохорошую еду и в хороших условиях. Так что ты, Михална, давай-ка ноги в руки ибеги мыться. Или ты бездомная? Я прямо даже обиделась. Как это такое – ябездомная? Я не какая-нибудь там бомжиха, у меня квартира есть, однокомнатная.В ней и живу, И ванная с горячей водой имеется. С мылом, правда, напряженка…

Он будто мысли мой прочитал, усмехнулся так и говорит:

«Не сердись, Михална, это я так спросил, ради красногословца. Вот тебе деньги, купи мыла нормального и помойся как следует, чтоб кожаскрипела. Как помоешься – приходи снова сюда, я пока тебе одежду прикуплю, а тов твоих нарядах за стол садиться нельзя – кусок в горло не полезет, стошнитьможет».

Я было опять обидеться собралась. Чего это ему моя одежа ненравится? Я лично в ней уж пятый год хожу не снимая – и ничего. Но потомсообразила, что гордость проявлять сейчас не ко времени, а то насчет ужинапередумает. Пусть одежду новую покупает, я ее надену сегодня разочек, а завтратолкну, опять же на выпивку будет. Ой, что это я? У меня же денег теперь целаякуча, мне столько за год не пропить, тем более что я ж не пьющая какая-нибудь,не алкоголичка конченая, а так, выпиваю для души и поднятия бодрости духа.

Ну, может, меня кто и дурой считает, а толькосоображаловку-то я не потеряла. Ты, говорю, мил человек, одежку-то мне сразуприкупи, я ее домой снесу, там помоюсь и сразу в новое наряжусь. А то что ж мнена чистое тело это старье напяливать. Опять же переодеваться здесь Негде, развечто в платном сортире, но там грязно. Говорю, а про себя думаю: как ты естьчумовой, то веры тебе никакой нет. Я, как послушная овца, попрусь Домой мыться,вернусь, а тебя и след простыл. Чего ради тогда я, спрашивается, надрывалась,воду переводила, ноги терла, пока туда-сюда моталась? Нет уж, ты давай денежкивыкладывай на мою новую одежу, ежели тебе приспичило, а я с ней уйду. И если тысмоешься, то у меня хоть тряпки останутся. Нет, как говорится, дура-дура – аумная. Меня не проведешь, на кривой козе не объедешь.