— Он там?

Она кивнула:

— Да.

— Один?

— Один, — сказала она, проходя вперед и распахивая дверьногой.

Тому, кто считает жизнь прекрасной, скажу: так будет невсегда. Когда видишь перед собой бездыханное тело человека близкого и нужногокак воздух, человека, к которому привык — жизнь кажется невыносимой. Вот когдареальность превращается в пытку: еще недавно хмурились эти брови, еще недавнопристально смотрели эти насмешливые глаза, и губы шевелились, выплевываябезжалостные фразы… и вот перед тобой труп. С незнакомым лицом. С деревяннымируками и ногами. Труп!!! Безжизненное тело, равнодушное и чужое… Только что онопо-дружески ненавидело тебя, а теперь лежит безразличное и немое. И каройнебесной именно в этот момент осознаешь то, чего не понимал раньше: тело это…Да-да, тело — человек, разве это не одно и то же? Это тело всегда было (было!)родным. Легкое подрагивание бровей, кривая улыбочка, нервные движения длинных итонких пальцев, падающая на лоб прядь волос — все, на что я так безучастно взиралсовсем недавно, сейчас, в эту трагическую минуту, составляет для меня наивысшуюпотребность. Разум сатанеет от горя, сердце заходится от боли, от жестокогоосознания безобразной истины: губ этих и бровей не увижу уже никогда.

Никогда!!! Никогда… Невозможно вдохнуть в бездыханное теложизнь.

Но есть истина и пострашней: виной тому я сам… Я, смирный,ленивый, законопослушный… Уму непостижимо, как со мной могло такое случиться?Совсем недавно жил (как все) обычной скучной жизнью: ел, спал, работал, изредкавеселился, искал удовольствий, мог предсказать каждый свой шаг, лениво строилпланы…

Планы. Планы, планы, планы… Воистину золотые слова: расскажиГосподу о своих планах, пусть Всевышний посмеется… Час назад я ненавиделЗаславского и сам готов был его убить, а теперь он мертв, и мир стал пуст.Мгновенно выяснилось как много его во мне: куда ни глянь, везде Заславский. Спервых шагов моей жизни. Везде. Везде.

Виктор лежал у камина. Лежал вниз разбитым лицом. В своемновом щегольском пиджаке цвета детской неожиданности, в нелепых молодежныхтуфлях… Казалось, прилег отдохнуть. Но почему на пол? И почему такая неудобнаяпоза? Одна рука подогнута и спрятана под живот, вторая вывернута, словнотянется к угольным щипцам. С ужасом я увидел на его окровавленном пальцеобручальное кольцо с инициалами Марии, все то же кольцо. Он тянулся к щипцам.Нет, он тянулся не к щипцам. Щипцами Мария его убила. К чему же он тянулся?

— Маша, — спросил я, — как это произошло?

Она покачала головой:

— Не знаю, не знаю, как это получилось. Он хотел меняударить. Он обманывал меня. Он хотел уйти к другой, я его убила. Случайно. Онвсе равно для меня умер. Он сказал, что любит ее.

Мария не смогла произнести вслух имени моей первой жены. Онапокосилась на кресло, стоящее у камина. В кресле лежал диктофон. Я понял кудатянулся Виктор. Я понял все, что произошло. Мария вышла из моей квартиры исразу прослушала диктофонную запись. Взбешенная, она позвонила мужу и вызвалаего на дачу. В квартире выяснять отношения было невозможно, там под арестомсидела Варвара. Мария что-то такое сказала Виктору, что он мигом примчался надачу. Ему нельзя было ехать…

Мария слишком много пережила в эти последние дни. Виктораона теряла и хорошо понимала это. Я видел, как она металась, страдала… Добилиее мы с Варей. И здесь не обошлось без Мархалевой. Это она подговорила меня,дурака, устроить фарс с женитьбой. Этого делать было нельзя, ведь именно у меняМария искала защиты. Я предал ее. Конфликт с мужем, с дочерью, предательстводруга… Все в один миг. Кто сможет пережить такое? Чей разум не помутится?

В смерти Виктора виноват я — не Мария. Бедная, затравленнаяжизнью женщина, беспомощная и растерянная — какой с нее спрос? Я глянул наМарию. Она была спокойна, но как раз это спокойствие и пугало меня.

— Роберт, — ровным голосом сказала она, — тебе здесь долгобыть нельзя. Тебя не должны здесь видеть. Я позвала тебя посоветоваться, ноперед этим хочу, чтобы ты знал. Роберт, я действительно всю жизнь жалела, чтовышла замуж не за тебя. Я не была с Виктором счастлива. Он эгоист. Онсебялюбец. Он всегда думал только о себе. Я всегда страдала. А рядом был ты,такой добрый, чистый, хороший… И одинокий.

Мария махнула рукой, словно все отбрасывая.

— Но это в прошлом, — твердо сказала она. — Роберт, какдумаешь, надо милиционерам показать диктофон? Есть шанс убедить суд, что яубила его в состоянии аффекта?

— Да ты жила в состоянии аффекта! — воскликнул я. — Виктормой друг, и о покойниках плохо не говорят, но я готов подтвердить, что он надтобой издевался. По-другому не скажешь: одна интрижка за другой. Разве можетнормальный человек жить в таких условиях? Я бы не смог.

— И я не смогла, — сказала Мария. — Хочу, чтобы ты знал: яубила его и совсем не жалею. Мне нравится, что он мертв. Пусть теперь полежит.

Она подошла к мужу и пнула его ногой. Я понял, что она всееще не в себе, и закричал:

— Маша, умоляю, только не вздумай никому об этом говорить!

— Да, конечно, я скажу, что была в состоянии аффекта. И еще,Роберт, хочу тебя попросить: обязательно женись на Варе. Лучшего мужа ей ненайти. Да, ты старше ее, но достаточно молод, чтобы вырастить ребенка. Чужогоребенка. Ты очень благородный человек, Роберт. Я восхищена тобой.

— Так ты знаешь? — удивился я.

— Да, оказывается Варя призналась Виктору. Зачем-то онскрывал от меня, но сегодня, когда мы ругались, он упрекнул, что Варя вся вменя: такая же шлюшка, вешается на шею всем подряд. Ах, Роберт, как обидно, какон меня оскорблял.

— Лучшая защита, это нападение, — со вздохом сказал я.

— Я тоже защищалась. Видишь сам, что из этого вышло. Оченьтебя прошу, не бросай Варю. Не знаю, сколько мне дадут, но на свободу вряд ли ужевыйду. Так что, Роберт, прощай и не держи на меня зла.

Мария подошла ко мне вплотную, долгим пристальным взглядомпосмотрела в мои глаза, встала на цыпочки и мягко чмокнула меня в губы.

— А теперь иди, — прошептала она.

Я растерялся:

— Маша, как же ты будешь…

— Иди, Роберт, — подтолкнула она меня к двери, — иди, тебяне должны здесь видеть. … А вот теперь я звоню в милицию.

Она снова меня подтолкнула, на этот раз решительно. Япослушно побрел. Боковым зрением увидел, как Мария достала из сумочки трубку имедленно задвигала пальцем по кнопкам. С ужасом я осознал, что уйти не могу. Немогу оставить ее. Она ничего не соображает. Она ни в чем не виновата. Явернулся, вырвал трубку из ее руки и закричал: