де Эстрада вернулся на Гальо, он застал испанцев в подавленном настроении и попытался убедить Писарро, что лучше бы тому вернуться в Панаму. Писарро согласился вернуться, но не раньше, чем предпримет еще одну, последнюю, попытку отправиться на юг. Поэтому несколько месяцев 1527 г. Писарро, Руис де Эстрада и те из тринадцати, кто сумел найти в себе достаточно сил, провели в путешествии, которое, по-видимому, завело их к устью реки Чинча, к югу от современной Лимы. После разнообразных приключений (двое испанцев решили остаться в городе Тумбес – один влюбился в местную женщину, другой был очарован местной культурой) Писарро и его люди вернулись в Панаму с красочными историями о золоте, изысканных тканях, удивительной красоты природе и ламах. Однако они еще не поняли, что за всеми этими чудесами стоял один могущественный народ – инки.

Когда вернувшийся в Панаму Писарро воссоединился с двумя старыми друзьями, Диего де Альмагро и Эрнандо де Луке, разговор неминуемо зашел о завоеваниях и мечтах хотя бы повторить свершения Кортеса. Более осторожный Луке заметил, что любые подобные планы требуют официального одобрения короны, и после непродолжительных споров они согласились, что Писарро должен отплыть в Испанию[802]. Он отправился в путь в сопровождении Диего дель Корраля, ветерана экспедиции Педрариаса в Дарьен в 1514 г., и критского артиллериста Педро де Кандиа. В январе 1529 г. они сошли на берег в Санлукар-де-Баррамеда, откуда отправились в Толедо, где в то время находился император, занятый планированием предстоящей поездки в Италию.

Неудивительно, что Карл V не мог устроить для Писарро такого же приема, какой ожидал Кортеса годом ранее. Несмотря на то что совсем недавно он получил прекрасные новости из Неаполя и Генуи, император был очень напряжен, стараясь во что бы то ни стало избежать повторения ошибок, которые он совершил после битвы при Павии. Самой главной его задачей на тот момент было загладить свою вину перед папой Климентом, все еще пребывавшим в шоке после скандального разграбления Рима. Ему также нужно было укрепить свою власть над Италией, а это требовало от него самых деликатных дипломатических переговоров с различными территориями и республиками, а также с папой. После бесконечных обсуждений 27 июля 1529 г. Карл наконец сел в Барселоне на галеру под командованием Андреа Дориа и отплыл в Италию под ликующие крики Plus Ultra![803].

Отсутствие внимания к Писарро никоим образом не означало отсутствия интереса. За сложными дипломатическими маневрами рисовался мрачный силуэт султана Сулеймана и той угрозы, которую он представлял для Австрии. Эту угрозу лишь усугублял тот факт, что не только французский король, но и лютеранские князья Священной Римской империи вполне могли поддаться искушению и вступить в антигабсбургский союз с турками. Карл знал, что консолидация его власти в Италии была всего лишь началом сложной и невероятно дорогостоящей серии военных и военно-морских кампаний, просто невозможных без крупных поставок золота из Нового Света. В противном случае очень трудно объяснить, почему за день до отплытия императора из Барселоны Совет по делам Индий издал капитуляцию, в которой говорилось, что Писарро разрешено «продолжить упомянутое исследование, завоевание и заселение провинции Перу». Кроме того, он был удостоен звания аделантадо Перу и генерал-капитана и губернатора тех земель, которые он завоюет, с огромным пожизненным годовым окладом в 725 000 мараведи – почти вдвое большим, чем несколькими годами ранее получил Кортес. Писарро было дано шесть месяцев на подготовку экспедиции и разрешено набрать 150 человек в Испании и 100 человек в Америке[804]. Находясь в приподнятом настроении, Писарро отправился в родной Трухильо в Эстремадуре, где уговорил поучаствовать в экспедиции четырех своих братьев. К тому времени, когда он прибыл в Санлукар-де-Баррамеда и купил там четыре корабля, Писарро завербовал 185 человек, в том числе по крайней мере одного францисканца и шестерых доминиканских монахов[805].

Глава 13

Кахамарка

Писарро отплыл из Панамы 27 декабря 1530 г. и направился на юг вдоль побережья Тихого океана. Он планировал высадиться в Тумбесе, но сильный южный ветер сделал это невозможным. Поэтому первой гаванью, в которую он зашел, стал залив Сан-Матео в устье реки Эсмеральдас, к югу от так хорошо знакомого ему острова Гальо. Оттуда отряд продолжил свое путешествие пешком по пустынной местности, рассеченной крупными реками, которые можно было пересечь только на плотах. Испанцы направлялись в селение Коаке, которое, как они слышали, было богато драгоценными камнями и металлами. Добравшись до Коаке 25 февраля 1531 г., они с радостью обнаружили там множество изумрудов; они также захватили заметное количество золота и серебра. Воодушевленный этой первой удачей, Писарро отправил гонцов обратно в Панаму и Никарагуа с образцами добытых сокровищ и указанием всячески демонстрировать их в качестве приманки, чтобы побудить других присоединиться к нему[806].

Радость была недолгой. Эпидемиология, вопреки обыкновению, сработала против испанцев, и многие из них оказались поражены странной болезнью, которая начиналась с болей в костях, суставах и мышцах, после чего на теле появлялись большие, болезненные и оставляющие безобразные следы фурункулы[807]. Несколько человек умерли от таинственного недуга, а остальные были вынуждены задержаться в Коаке на несколько месяцев. Применив тактику, напоминающую обращение Кортеса с Монтесумой, Писарро пленил местного вождя и убедил его приказать своим людям снабжать испанцев едой. Это работало в течение какого-то времени, но вскоре туземцы устали от пришельцев и ушли в леса[808]. Когда из Никарагуа наконец прибыло подкрепление под предводительством купца по имени Педро Грегорио, среди примерно 20 человек и 13 лошадей, что он привел с собой, обнаружились королевский казначей Алонсо де Рикельме, королевский счетовод Антонио Наварро и королевский контролер Гарсия де Сальседо, что свидетельствовало о том, что приманка Писарро вызвала ажиотаж среди влиятельных людей Центральной Америки[809].

12 октября экспедиция с новым воодушевлением возобновила движение на юг. Испанцы шли в Тумбес – безусловно, самое привлекательное поселение, на которое Писарро и его «тринадцать» наткнулись в 1527 г. Писарро планировал сделать его столицей Перу, более того, некоторым из его людей уже были обещаны места в совете будущего города[810]. Когда испанцы достигли района современного Пуэрто-Вьехо, они впервые осознали, что в державе инков далеко не все ладно. По мере продвижения вглубь территории страны они везде видели разрушения, вызванные ожесточенным конфликтом между двумя предводителями инков – Уаскаром и Атауальпой[811].

Эти были сыновья Уайны Капака, умершего в 1527 г. Его правление стало кульминацией сложного столетнего процесса, в ходе которого инки целенаправленно укрепляли свои владения и расширяли их границы. Исходя из сведений, которые мы можем почерпнуть из различных инкских преданий, дошедших до нас благодаря не всегда точным и порой противоречивым испанским и туземным источникам, инки вырвались из долины Куско и стали силой, с которой приходилось считаться, в начале XV в., ранее объединив различные племена своего региона с помощью сочетания дипломатических и военных мер. В последующие сто лет влияние инков распространилось далеко за пределы окрестностей озера Титикака благодаря успешным экспедициям сразу в двух направлениях. На западе инки захватили контроль над полосой тихоокеанского побережья, ранее находившейся под властью Наски и Арекипы. На востоке они вступили в леса Чунчос и Мохос, описываемые во многих источниках как настоящий край ужасов, одновременно подавляя сопротивление народов колья и лупака, проживавших на плато Альтиплано. В ходе этого противостояния племена, говорящие на языке аймара, разделились, причем кане и канче встали на сторону инков. Последующие события окутаны туманом, но, когда в конце концов инки добились своего, они отметили победу самым эффектным образом, обтянув барабаны кожей побежденных правителей Альтиплано и насадив их головы на колья[812].

Инки также расширили свои владения на север, на территорию современного Эквадора и на юго-запад Колумбии. Вскоре после этого они получили полный контроль над бассейном озера Титикака и плато Альтиплано. Заняв Гуаско и Кокимбо, они достигли территории современного Чили, где захватили месторождения золота и серебра в Порко, Тарапаке и Карабае. Эту неудержимую