экспансию остановило только яростное сопротивление мапуче и арауканов, победивших инков в битве на реке Мауле[813].

Именно после этих обширных завоеваний правитель инков стал именоваться титулом «Сапа Инка» («единственный государь» или «верховный государь»), что отражало контроль, под которым он с помощью различных наследников и родственников держал государство Тауантинсуйю. Это название переводится как «четыре стороны света, объединенные воедино» и обозначает централизованное государство, состоявшее из примерно 80 провинций, охватывавших территории современного Перу, Эквадора, юго-запада Колумбии, Боливии, севера Чили и заметной части севера Аргентины. Государство инков делилось на четыре «стороны света»: Чинчасуйю (северо-запад – Центральное и Северное Перу, включая нынешний Эквадор), Антисуйю (северо-восточные склоны Анд и Амазонская сельва), Кольясуйю (юго-восток – часть Боливии, север Аргентины и северная половина Чили) и Кунтисуйю (юго-запад – нынешняя Коста, иначе говоря, прибрежные районы).

Все это было наследством Уайны Капака, который, несмотря на слабое здоровье, продолжил экспансию в северные и восточные регионы. Вполне возможно, что он умер от оспы – болезни, которая в 1520-е гг. попала в регион Анд из Карибского бассейна и Панамы, наверняка сведя в могилу его старшего сына Нинана Куючи[814]. Однако самым страшным наследием Уайны Капака стал его план поделить государство между Уаскаром, сыном от его первой жены, и Атауальпой, сыном от второй. Уайна Капак, по-видимому, счел разумным разбить свои обширные владения на два царства, которыми было бы легче управлять: Уаскар должен был контролировать юг со столицей в Куско, а Атауальпа – север со столицей в Кито. Однако каждый из сыновей захотел забрать себе все. Возникший в результате конфликт еще сильнее подогревало давнее соперничество между двумя династическими партиями, известными в единственном числе как айлью или панака. Через свою мать Атауальпа был тесно связан с панакой Пачакути, называемой «Хатун айлью», а Уаскар аналогичным образом – с панакой Тупака Инки Юпанки, «Капак айлью»[815]. Разразилась жестокая война, которая наконец завершалась как раз тогда, когда в заливе Сан-Матео высадилась экспедиция Писарро.

Победа досталась Атауальпе ужасной ценой. На всей территории между Куско и Кито почти не было поселения, которое не затронула бы эта династическая борьба. Вражду, которую обнажил конфликт, ярче всего демонстрирует иначе просто необъяснимая жестокость Атауальпы по отношению к своему сводному брату. Вскоре после окончания войны он отправил в Куско своего высокопоставленного военачальника и верховного жреца Куси Юпанки с приказом организовать жестокие пытки и медленное убийство всех жен и детей Уаскара у него на глазах. Хотя победа Атауальпы вернула региону некоторую степень стабильности и увеличила власть и влияние его главных военачальников – Кискиса в Куско, Руминьяви в Кито и Чалкучимы в Хаухе и Пачакамаке, всем было очевидно, что знать Тауантинсуйю, на которой во многом держалась система, теперь была окончательно расколота. Шрамы войны были слишком свежи, слишком болезненны и слишком очевидны. Писарро и его люди быстро это заметили.

Независимо от того, осознавал ли Писарро на этом этапе всю глубину кризиса, в каком пребывала страна, его настроение определенно улучшилось, когда южнее современного Гуаякиля к нему присоединилась еще одна группа конкистадоров из Никарагуа и Панамы во главе с Себастьяном де Белалькасаром, который привел с собой примерно 30 человек и 12 лошадей[816]. Они двинулись на юг, после чего сделали давно ставшую необходимой передышку на острове Пуна у южного побережья нынешнего Эквадора. Их отдых на острове поначалу не задался. При первой встрече местный вождь показался приветливым, но на самом деле это была западня под видом торжественного приема: исполнение танцев вскоре вылилось в яростную атаку, в результате которой получили ранения несколько испанцев, в том числе брат Писарро Эрнандо. Наконец конкистадорам удалось схватить вождя и нескольких его телохранителей, заставив местных воинов уступить благодаря превосходству вооружения испанцев, а также силе и скорости их лошадей[817]. На Пуне испанцы обнаружили множество свидетельств войны между Уаскаром и Атауальпой – среди прочего 600 пленников, доставленных из близлежащего порта Тумбес, чтобы держать их на острове под стражей. Пока Писарро размышлял, что ему делать с этими людьми, 1 декабря к нему присоединился еще один отряд во главе с идальго Эрнандо де Сото. Еще в Панаме, только готовясь к походу, эти двое заключили неофициальную сделку, согласно которой Сото должен был получить пост губернатора «самого значительного города Перу» в обмен на денежные средства, на которые Писарро намеревался снарядить часть своих кораблей[818]. С учетом прибывших с Сото 100 испанцев и 25 лошадей у Писарро теперь было почти 300 человек, из них около сотни верхом[819].

Однако растущее число испанцев привело к росту враждебности со стороны жителей Пуны. Пригласив чужаков на охоту на оленей, они запланировали засаду. Писарро знал об этом от туземного мальчика, известного как Фелипильо, который был захвачен испанцами в плен несколькими годами ранее и выучил испанский язык. Поэтому при нападении островитян конкистадоры довольно уверенно отразили атаку. Затем, набрав в местных храмах вдоволь дорогих тканей, а также немного золота и серебра – скорее всего, это была обивка внутренних стен и потолков святилищ и дворцов, – они отправились в Тумбес, захватив с собой 600 пленников, при помощи которых Писарро надеялся привлечь на свою сторону своих тамошних туземных знакомых[820].

Однако его ждало разочарование, поскольку опустошение, вызванное войной, в Тумбесе бросалось в глаза даже сильнее, чем на Пуне. Обнаружив, что город обезлюдел, Писарро приказал Эрнандо де Сото выяснить, где прячутся жители[821]. Взяв около 70 всадников, Сото нашел население Тумбеса в городе Пьюра, примерно в 200 км к югу от Тумбеса. Там вожди одарили испанцев массой серебра, золота и драгоценных камней. Город располагал богатыми источниками пресной воды, был сравнительно густонаселен и находился недалеко от бухты, которая могла служить хорошим портом. Переименовав Пьюру в Сан-Мигель, первое испанское поселение в Перу, Писарро прозорливо предложил самым слабым участникам экспедиции, числом около 40, стать первыми полноправными обитателями нового города и обладателями энкомьенд[822]. Он также получил от местных вождей много ценной информации об огромных богатствах Куско, а также других городов инков вроде Вилькаса и Пачакамака. Не менее любопытными оказались новости, что победивший в войне Атауальпа отдыхал неподалеку от высокогорного города под названием Кахамарка.

Писарро моментально изменил свой первоначальный план, который предполагал марш вдоль побережья в направлении Куско, и решил как можно скорее попасть в Кахамарку. 16 мая 1532 г. он и еще 166 человек выступили из Сан-Мигеля в долгий и опасный переход через суровые горы, где было много песка и мало воды. В одной из редких в этих местах деревушек их встретил юноша в длинном плаще и шали, защищавшей его голову и плечи от солнца. Его, казалось бы, невинное любопытство расположило к нему конкистадоров, но также и вызвало у них подозрения. Эти подозрения были не напрасны: вскоре стало ясно, что юноша – шпион Атауальпы. Уже позднее испанцы поняли, что могли бы без труда изобличить его как представителя знати инков по огромным ушным украшениям, которые срезу привлекли их внимание. Именно тогда они придумали слово «орехон» (orejón – по-испански «ушастый»), которое потом прочно вошло в обиход испанского Перу: инкская знать носила тяжелые серьги, которые оттягивали мочки их ушей до плеч. Конкистадоры наладили вполне дружеские отношения с юношей по имени Апо, в результате чего у того сложилось впечатление, что испанцы не представляют опасности, хотя при этом он и отметил их алчность. Впоследствии он передал эту информацию Атауальпе, описав чужаков как доверчивых бородатых грабителей, которых легко обуздать[823]. По некоторым сведениям, в это же самое время Писарро получил весточку от побежденного правителя Уаскара с просьбой о защите и ответил тому в самом любезном тоне[824].

Испанцы продолжали свой медленный марш по бесплодной местности с редкими селениями (Сарран, Олмос, Мотукс), жители которых, занятые разведением лам, носили одежду из хлопка и шерстяные шали. В начале октября конкистадоры спустились в более приветливую долину Чимор,