– И я стану бессмертной.

– Да. Моей подругой. И моей возлюбленной. Бессмертной –как и я.

– Когда это должно случиться?

– Когда ты будешь знать, тогда и я узнаю. И случитсяэто очень скоро.

– Ты так уверен во мне? Я не знаю, как это сделать. Яуже повторяла тебе.

– А что говорят тебе сны?

– Мне снятся кошмары. В них полно непонятного. Я незнаю, откуда взялось тело на столе. Не понимаю, что делает там Лемле. Я незнаю, чего от меня ждут, и не желаю видеть, как избивают Яна ван Абеля. Все этокажется мне полнейшей бессмыслицей.

– Успокойся, Роуан. Позволь мне утешить тебя. Сны тебевсе расскажут. Точнее, в конце концов ты сама себе все расскажешь. Правдародится в твоем мозгу.

– Отойди от меня. Просто поговори со мной. Сейчас мнетолько это от тебя нужно.

Он не ответил.

– Только ты одна откроешь дверь, моя возлюбленная. Яжажду обрести плоть. Я устал от своего одиночества. Разве ты не чувствуешь, чточас почти пробил? Моя мадонна, моя красавица… Пришло время мне родиться.

Она закрыла глаза, чувствуя его губы у себя на затылке,чувствуя, как его пальцы проводят по позвоночнику. Теплые руки проникли пододежду и принялись нежно ласкать грудь, губы прижались к губам.

– Позволь мне обнять тебя, – прошептал он. –Сейчас придут люди, и ты на несколько часов будешь принадлежать им, а мнепридется тосковать поодаль, и не сводить с тебя глаз, и ловить слова – словнокапли воды, падающие с твоих губ, утоляющие мою жажду. Позволь мне сейчасобнять тебя. Подари мне эти часы, моя красавица Роуан…

Она почувствовала, как ее ноги отрываются от пола и онавзмывает в воздух; вихрем закружилась темнота, сильные руки повернули ее,лаская все тело. Для нее больше не существовало земного притяжения; онапочувствовала, как Лэшер набирает силу, как вокруг становится все жарче…

Холодный ветер гремел ставнями на окнах. Огромный пустойдом, казалось, наполнился шепотом. Роуан парила в воздухе. Она перевернулась,хватаясь за руки, сплетенные в темноте, чувствуя, как что-то сильное раздвигаетей ноги, проникает в ее рот.

Да, сделай это.

– Что значит – час почти пробил? – шепотомспросила она.

– Скоро узнаешь, моя дорогая.

– У меня ничего не получится.

– Ты все сумеешь, моя красавица. Сама знаешь. Вотувидишь…

Когда он вышел из машины, уже смеркалось, дул пронзительныйветер, но знакомый дом, из окон которого струился теплый желтый свет, выгляделуютным и приветливым… В дверях его поджидал Эрон в шерстяном сером кардигане икашемировом шарфе вокруг шеи.

– Вот, это для вас, – сказал Майкл. –Счастливого Рождества, друг мой. – Он вложил в руки Эрону небольшуюбутылку в яркой зеленой обертке. – Боюсь, подарок не очень оригинален, ноэто лучший коньяк, который я смог найти.

– Вы очень любезны, – поблагодарил Эрон, слегкаулыбнувшись. – Я буду долго его смаковать. Каждую каплю. Пройдем в дом, ато холодно. У меня тоже есть для вас кое-что. Ничего особенного, позже покажу.Заходите, прошу вас.

Внутри Майкла сразу окутало приятное тепло. В гостинойстояла довольно большая ель, великолепно украшенная золотыми и серебрянымиигрушками. Все это удивило Майкла, потому что он не знал, как Таламаскаотмечает такие праздники, если вообще отмечает. Даже на каминных полках стояликомпозиции из веточек остролиста. А в самом большом камине ярко пылал огонь.

– Это старый-старый праздник, Майкл, – сказал Эронс улыбкой, предвосхищая его вопрос. Он поставил подарок на стол. –Восходит еще к дохристианским временам. Зимнее солнцестояние – время, когда всесилы земли находятся на своем пике. Наверное, поэтому Божий сын выбрал именноэтот день, чтобы родиться.

– Хм, как раз сейчас мне бы не помешало немного веры вСына Божиего, – сказал Майкл. – И еще немного веры в силы земли.

Как все-таки здесь хорошо. После Первой улицы он чувствовалсебя действительно уютно в этом плантаторском доме с низкими потолками,незатейливыми лепными украшениями и глубоким камином, который топили не углем,а настоящими большими поленьями.

Майкл снял кожаную куртку, перчатки, отдал все это Эрону, асам протянул ладони к огню, чтобы согреться. Насколько он мог судить, в главныхкомнатах не было ни души, хотя из кухни доносились какие-то слабые звуки. Ветербил в стеклянные двери, ведущие на террасу. В рамке из инея можно былоразглядеть далекий пейзаж в бледно-зеленых тонах.

Их ожидал поднос с кофе, и Эрон жестом пригласил Майклазанять кресло слева от камина.

Как только Майкл опустился на мягкое сиденье, он сразупочувствовал, что напряжение внутри ослабло. Еще немного – и он готов былразрыдаться. Он сделал глубокий вдох, окидывая взглядом все вокруг и ничего невидя, и начал без всяких преамбул.

– Это происходит, – сказал он дрожащим голосом,едва веря, что дошел до того, чтобы обсуждать ее поведение, и тем не менеепродолжил: – Она мне лжет. Он там, с ней, и она все время лжет. С тех пор как явернулся домой, она только и делает, что обманывает меня.

– Давайте по порядку. – Эрон сразу посерьезнел.Голос его звучал сочувственно. – Что произошло?

– Она даже не поинтересовалась, почему я так быстровернулся из Сан-Франциско. Ни разу не заговорила об этом… Как будто все знает.А ведь я был в отчаянии, когда звонил ей из отеля. Будь оно все проклято, ярассказывал вам тогда, что случилось. Мне казалось, что эта тварь пытаетсяубить меня. А Роуан даже ни разу не спросила, что со мной было.

– Расскажите еще раз, подробно.

– Господи, Эрон, я теперь точно уверен, что тогда виделДжулиена и Дебору. У меня нет больше никаких сомнений. Не знаю, что там у них засоглашение и о каком обещании речь, знаю только, что Джулиен и Дебора на моейстороне. Я видел Джулиена. Он смотрел на меня из окна автобуса, и знаете, чтостранно, Эрон, мне показалось, будто он хочет заговорить, подойти, но не может.Ему словно что-то мешало, перед ним словно вырос какой-то барьер.

Эрон помолчал. Он сидел, положив руку на подлокотник креслаи обхватив пальцами подбородок. Вид у него был встревоженный и одновременнозадумчивый.

– Продолжайте, – наконец попросил он.