– Но где же Сергей? – спросила Инна. – Он не звонил, непредупреждал, что задерживается.

– Он занят и будет занят всю ночь, приедет только завтра.Придется вам нынче вечером поскучать со мной, моя красавица невеста, –проговорил один из приезжих.

– С вами, товарищ Гаврилов, никогда не бывает скучно, толькострашно, – кокетливо сказала хозяйка, и другой приехавший русский угодливохихикнул.

Роже вряд ли понял, о чем речь, но на всякий случай, чтобыбыть приятным хозяйке, тоже подхихикнул.

Дверь закрылась, отсекая разговор.

Дмитрий отклеился от дерева.

Ну что? Можно возвращаться? В разговоре не было ничегозловещего, ничего внушающего подозрения. И явно все в порядке с Ренатой.Дмитрий узнал, что хотел. Если бы она содержалась в оковах, была избита, чегоон опасался, то вряд ли смогла наготовить «море еды», как выразилась Инна?.

Вообще-то надо бы почувствовать облегчение, однако на сердцепо-прежнему было неспокойно. И вопросы, вопросы одолевали! Вопросы без ответов.

Может быть, ее принуждают прислуживать, эту несчастную?

Ну ладно врать самому себе! В «несчастную пленницу» неверилось. Иначе почему Рената смеялась в машине и повторяла: «Хорошо, хорошо»?Надеялся, что тот шофер, Гастон Мариньян, ошибся и Рената жертва, а неучастница проверочной провокации? Кажется, зря надеялся.

Так почему Рената смеялась в машине? Почему Сергей совралему насчет Люксембургского сада? Конечно, этому могло найтись любое разумноеобъяснение, таких объяснений могло оказаться с десяток или больше, но Дмитрийпочувствовал, что волнение его усиливается.

Вынул из кармана часы – черт, ничего не видно. Наверное, ужепора возвращаться на вокзал, если он хочет успеть на поезд.

Пора. Уже пора.

На самом деле зря он сюда приехал. Сергей совершенно необязан доверять какому-то штабс-капитану Аксакову и был вправе подвергнуть еголюбой проверке, в том числе – на благодарность, которую он должен был испытатьк несчастной девушке, предостерегающей его от опасности.

Дмитрий выдержал проверку с блеском. Наверное, даже Рената –актерка, провокаторша! – осталась довольна, если так радовалась. Надо думать, уСергея и прочих его сотрудников имеются какие-то серьезные планы, связанные сДмитрием, если они так старательно его проверяли и такое значение придавалирезультатам.

Ну что, вернуться на вокзал и спокойно уехать в Париж?Ждать, пока их планы в отношении его начнут осуществляться?

Нет, еще рано возвращаться на вокзал и в Париж!

Немного постояв, чтобы окончательно убедиться, что никакойохранник не таится в тени деревьев и не следит за ним, чтобы наброситься, лишьтолько он выйдет на поляну, Дмитрий наконец-то решился: пригнувшись и тащакуртку на голову, чтобы скрыть лицо, перебежал освещенное пространство ипритаился, прильнув к стене дома. Здесь еще раз оглянулся и, сделав глубокийвдох, словно собирался прыгать в воду, приподнялся и заглянул в окно, из-закоторого доносились слабые звуки голосов.

Он увидел просторную комнату с камином, в котором полыхалогонь. Обставленная дорогой тяжелой мебелью, с яркими пятнами подушек на диванахи креслах, с картинами на стенах, с дорогими гардинами – их, по счастью, то лизабыли, то ли не сочли нужным задернуть, иначе Дмитрий ничего не увидел бы, –большими вазами, полными последних хризантем, она так разительно отличалась отвсех комнат, которые Дмитрий наблюдал в последнее время (убого жилье эмигранта,а уж убогость его собственного жилища превосходила в его понимании все мыслимыепределы!), что несколько мгновений Аксаков ошалело таращился в окно,разглядывая и мебель, и диваны, и кресла, и картины, и обильно заставленныйпосудой и бутылками стол, забыв о людях, которые в комнате находились.

Наконец вспомнил и о них.

В камине шуровал щипцами крепкий, среднего роста человек всинем костюме. Вот он распрямился, и Дмитрий увидел ничем не примечательное,скуластое и курносое лицо одного из тех двух мужчин, что вечером в четвергвошли вместе с Сергеем в бистро, чтобы вскоре вывести на улицу перепуганнуюРенату. У Дмитрия всю жизнь была отличная память на лица, и этого человека онузнал мгновенно, несмотря на то, что внешностью тот обладал, мягко говоря,неприметной. А впрочем, не совсем так. Его внешность оказалась бы неприметнойгде-нибудь в Энске или Костроме, в Москве или Ярославле, ну а в Париже оченьдаже бросалась в глаза. Природный русак, сразу видно!

Тогда, вечером, на набережной Лувра, лицо «русака» казалосьзловещим – сейчас оно было самым обыкновенным, довольно добродушным, толькораскраснелось от каминного жара. Очень возможно, мужчина был упомянутым ИннойГрабовым.

В дверях появилась тоненькая женщина с подносом в руках.«Русак» поспешно принял поднос из ее рук и принялся сгружать с него новые иновые тарелки на и без того тесно заставленный стол. Против воли глаза Дмитрияскользнули к ним, к тарелкам… Там было все, чего он давно не видел на своемстоле ни в будни, ни даже в праздники, и Дмитрий шумно сглотнул. Но заэмигрантские годы он уже научился усилием воли изгонять мысли о еде, иначе онимогли бы и с ума свести, поэтому он отвел, нет, отдернул глаза от стола иоглядел вошедшую женщину. И даже присвистнул тихонько, когда узнал Ренату.

Ого, сейчас она выглядела совсем иначе, чем там, в бистро!Ни следа печали, подавленности, страха. Молодая, очень красивая, совершенноуверенная в себе женщина. Беззаботная, беспечальная, радостно хохочущая –теперь можно было поверить в слова Мариньяна! Прекрасно, очень элегантноодетая. Какой там мешковатый серый костюм? Платье – алое, словно роза «МариДюваль», – идеально облегало идеальную фигуру. Рената только на первый взглядказалась худышкой – на самом деле она обладала великолепными формами. Черныеглаза, прекрасные вьющиеся волосы, белоснежные, сияющие в улыбке зубы… Накаждом обращенном к ней лице вспыхивала ответная улыбка, что не слишком удивилоДмитрия – он сам безотчетно заулыбался, глядя на красавицу. Но отвечали ейулыбками не только мужчины: лицо женщины, которую называли Инной, тоже сиялоулыбкой, она смотрела на Ренату с самой искренней нежностью.