– Прости, – сглотнула непрошеные слезы. Не хотела испортить редкий момент, когда я осознавала масштаб разрушения, который приносила. – Меня следует запереть в клетке. Подальше от людей.

Натан покачал головой и поцеловал мою ладонь, там, где белел шрам:

– Почему?

– Потому что я – монстр.

– Тогда ты самый чудесный монстр, – он вздохнул. – Но прошу, больше не пей. Спиртное губит тебя.

– Сейчас я готова пообещать что угодно, лишь бы снова стать той девушкой, которую ты полюбил. Но я знаю, пройдет время и… – тихий стон договорил за меня.

– Мы справимся, Лиззи. Если бы ты согласилась лечь в больницу…

– Натан! Я полгода отлежала в больнице после аварии, и что? Стало только хуже.

– Но саморазрушение – тоже не выход. Нельзя бездействовать, пока…

– Пока что? – переспросила я, когда Натан неожиданно замолчал. – Пока я окончательно не свихнулась?

– Нет. – Он отвел взгляд в сторону.

– Называй вещи своими именами. – Я обхватила ладонями его лицо и повернула к себе. – Я схожу с ума, и ничто мне не поможет. Ничто. В больнице меня превратят в овощ.

Лучше смерть, чем такая жизнь.

Чувствовала, что в Натане клокочут невысказанные слова, но он молчал, судорожно сжимая и разжимая пальцы.

В конце концов он подарил легкий поцелуй в щеку и ушел. Ему тяжело. Мне тоже. Но мы ничего не могли изменить.

Я прикрыла глаза, ощущая, как на меня накатывает отвращение к себе и истерический смех. А затем желание танцевать.

Я сумасшедшая. Я схожу с ума. С ума…

Остервенело выкапывала люпины и ненавидела каждый лепесток, аромат, цвет. Мне казалось, что если избавлюсь от них, то навсегда сотру из памяти прикосновения Глеба, его поцелуи. Все было неправильно, отвратительно и неизбежно. Слезы вышли из-под контроля, и я зарыдала, жалея себя, Натана, Кристину и даже Глеба. Так больно и одиноко мне еще никогда не было.

– Занимаешься самобичеванием?

Глеб оперся о край дома. Понуро ссутулился. Глаза ввалились, как у покойника, и от этого сравнения мерзлые мурашки окатили шею.

Я отвернулась и продолжила копать землю, хотя в темноте уже ничего не видела.

– А ты нет? – с ненавистью спросила его.

– Смысл? Этим ничего не исправишь, только испортишь. Я говорил тебе, лучше забудь, но ты же упрямая.

Я швырнула лопату и побежала в дом. Глеб побрел следом, хотя до жути хотелось избавиться от него. Он воплощал в себе наш проступок.

– Мы не должны были этого делать! Это моя вина, – металась по кухне в поисках выхода, но ситуация убивала неразрешимостью.

Голые факты кричали в лицо. Я изменила Натану. Человеку, который жил только для меня, дышал ради меня. И я изменила ему.

– Ты никому не расскажешь, поняла? Чертова ошибка. Просто забудь!

Оглянулась на Глеба и наконец увидела его бледное лицо, дрожащие губы, лихорадочный блеск в глазах. Он говорил одно, но чувствовал и думал совершенно другое.

– Я не могу, я так виновата перед ним.

Подумала, что, если я смогу убедить Глеба признаться во всем, Натан поймет. Ведь я больна. Я не понимала, что делаю.

Но Глеб был непоколебим:

– Лиза, ты слышишь меня? Не смей никому говорить, иначе…

– Иначе что? Убьешь меня, а тело зароешь под люпинами! – гневно выкрикнула я и засмеялась. – А ты не подумал, что я могу выставить все в ином свете? Как будто ты меня изнасиловал!

Лицо Глеба менялось на глазах. Вытянулось и словно покрылось трещинами, как будто вместо кожи серая маска. Сердце замерло от страха. Что будет, если она лопнет и слетит с него окончательно?

– Шлюха! – Глеб рванул ко мне и схватил за горло.

Я захрипела. Он приподнял меня над полом, я чудом умудрялась стоять на носочках.

– Раздвинула ноги, и думаешь, теперь можно меня шантажировать? Я вижу тебя насквозь!

– Ты недостоин Кристины, – лишь прохрипела я, за что получила оглушительную пощечину.

Полетела на пол и ударилась спиной о кухонные ящики. Боль прочертила огненную линию вдоль позвоночника.

– А ты думаешь, что достойна Натана? – взревел Глеб. – Сумасшедшая истеричка с ангельским личиком. Да он мечтает от тебя избавиться!

Глеб намотал на кулак мои волосы и рванул вверх. Я заверещала, замотала ногами в попытках его ударить. Но каждый раз промахивалась.

– Отпусти, – голос напоминал визг собаки, – отпусти!

Глеб прижал меня к стене, пальцы безжалостно стискивали шею. Перед глазами полетели круги, давление разрывало голову, кислород превратился в запретный наркотик. А слова продирались ко мне сквозь тягучий туман.

– Решила перевернуть все с ног на голову. Напоила, соблазнила, а теперь угрожаешь, тварь! – шипел Глеб.

Он швырнул меня. Я отлетела к дивану. Кашель сковал легкие, раздирал горло ржавыми гвоздями. Отчаянно поползла к выходу, цепляясь за пол, ломая ногти.

– Что ты хочешь? Чтобы я покаялся перед Натаном, что изнасиловал тебя? Сплясал под твою дудку?

Ярость, исходившая от Глеба, опаляла кожу. Сама того не осознавая, я разбудила вулкан и теперь тонула в шипящей лаве. Не одну меня загрызала совесть. Я нажала нужную кнопку, и Глеб выплеснул внутреннюю боль.

Во мне скрутились сгустки страха и расширялись, заполняя легкие ядовитым дымом. Видимо, Бог сжалился над моей истерзанной душой, и входная дверь распахнулась. На пороге стоял Натан. Мой Натан. Любимый, нежный, единственный. Он переводил отрешенный взгляд с Глеба на меня и обратно.

– Я нашел замену на работе, – прошептал он, словно оправдывался за то, что вмешивается в наши разборки.

Я всхлипнула и протянула трясущиеся руки к нему:

– Любимый, – горло свело судорогой.

В глазах Натана сверкнул пугающий блеск. Он перешагнул через меня, как будто не замечал. Внимание устремил на Глеба. Мышцы парня вздулись под рубашкой от напряжения.

– Что ты с ней сделал?

Я не узнала его голос. Холодный, металлический, не терпящий возражений.

– Ты не так понял. – Глеб отшатнулся. Выставил вперед ладони. – Я не хотел причинить ей боль. Потерял контроль. Она довела меня! Ты же знаешь, Натан, какой она бывает. – Он пытался надавить на дружеские чувства.