– Ты изнасиловал ее, – фраза прозвучала утвердительно.

– Нет! Это спиртное. Затуманило голову…

Жесткий удар свалил Глеба на пол.

– Она больна, и ты воспользовался ее беззащитностью! – рычал Натан.

– Ты глуп, если считаешь ее беззащитной, – усмехнулся Глеб и вытер окровавленный рот. Но только размазал по лицу.

Я забилась в угол, прижимая к себе колени. Старалась слиться со стеной. А передо мной развивалась битва. Нет. Убийство. Тихое и беспощадное. Натан зарычал и повалился на Глеба. Стулья разлетелись по гостиной, ковер окрасился кровью. Воздух наполнился бешенством.

– Сначала Кристи, теперь Лиззи. Мразь, я не позволю разрушить мою семью!

– Семья? Из вас всех только Кристина – нормальный человек. Твоя Лиззи – сумасшедшая, а ты – ее раб!

Воображаемые крики разрывали мои ушные перепонки. На самом деле они боролись молча. Никто не узнает, что здесь творится. Потому что никто не услышит.

Кровь залила лицо Глеба. Костяшки на кулаках Натана сбиты. Глеб не мог противостоять его силе. Если бы я окликнула Натана, попыталась оттащить, возможно, все сложилось бы иначе. Но я безропотно наблюдала, как он душит Глеба, поглощенный безумной яростью. Он сдавливал его горло, и только умоляющие хрипы булькали внутри парня.

Вскоре тот затих. На этот раз навсегда. Но Натан не сразу отпустил его.

Когда же он все-таки разжал пальцы, то долго молчал, словно до него не доходило, что произошло.

Затем он согнулся и зажал ладонью рот. Судороги прокатились по телу.

– Боже, боже, – шептал Натан.

Надо было подойти, обнять, утешить его. Сказать банальные слова, что он не виноват. Но меня парализовало.

– Мы скажем Кристине, что он сбежал из-за карточных долгов, – сбиваясь, предложила я.

Мои слова отрезвили Натана. Он присел рядом с телом, пощупал пульс. И обреченно оперся о стену.

– Она не поверит. Лучше ничего не говорить. Мы не знаем, что с ним.

Натан протер испарину на лбу, с трудом встал. Пошатнулся. Его злость испарилась вместе с жизнью Глеба. Но нельзя щелкнуть пальцами и обернуть время вспять. Я уже пыталась миллионы раз. И каждый раз напрасно.

Я всхлипнула:

– Что теперь будет, Натан?

– Ничего. Потом поговорим, – глухо ответил он.

Схватил Глеба за ноги и поволок через заднюю дверь на улицу. Он действовал механически, словно каждый день прятал трупы и это для него вполне привычно и обыденно. Я подползла к окну и с ужасом увидела, как Натан разрывает землю позади люпинов. Готовит могилу. Для Глеба.

Меня вывернуло на пол, словно душа пыталась покинуть отвратительное тело. Слезы смывали кровь с лица, а голова кружилась, будто кто-то раскручивал ее на шее.

Глеб мертв. Натан – убийца. Кристина будет страдать. И во всем виновата я. Никогда раньше я ненавидела себя так, как сейчас. И до безумия хотелось поменяться местами с Глебом.

Руслана едва заставила себя дочитать страшную сцену из прошлого. Подбирала разбросанные листы и подносила их к единственной свече, чей одинокий фитилек освещал кривые строчки, набитые на древней машинке.

Ее, как и Лизу, тошнило, когда она читала, как Натан душил Глеба. Но в отличие от нее Лана кричала, мысленно пыталась разнять мужчин, но не смогла.

Внутри Русланы переворачивалось сердце, словно она была там. Удары, которые Глеб наносил Лиззи, обжигали и Лану. Она так же беспомощно пыталась спастись.

Она задохнулась и отшвырнула от себя кровавые листы. Свеча погасла, и Руслана погрузилась в темноту, оставшись наедине с серебристым ликом луны. Как оглушенная, Лана смотрела в окно и видела неясный силуэт мужчины. Он медленно приобретал черты Глеба. Она видела его раньше. В грозу. Возле люпинов, где он похоронен.

Призрак шагнул к Лане, его губы беззвучно шевелились, руки тянулись к ней. И она не выдержала. Крик заполнил мансарду, проник в самые укромные уголки дома. И призрак растаял, словно страшное воспоминание. Но Руслана не могла остановиться. Ее колотило, трясло, а легкие разрывались от боли. Шею жгло, словно на ней затянули невидимую веревку. А слезы напоминали по вкусу кровь.

Лана не поняла, как Марк оказался рядом. Он спрятал ее в объятиях и нервно укачивал. Шептал ласковые слова, гладил по голове, и вскоре крик стих. Уступил место глубоким рыданиям. Но Лана еще долго не могла прийти в себя, вновь и вновь воскрешая в сознании образ Глеба.

Русамия. Велидар. 1956 год

Эдуард около часа сидел в машине и наблюдал сквозь окно за Кристиной, которая ловко сновала между столиками с подносом. Яркая улыбка не сходила с ее лица, но он чувствовал, что это лишь маска вежливости.

Эд не подготовил заранее речь, не купил цветы, даже приблизительно не представлял, что скажет девушке. Как безвольная кукла, он смотрел и безрезультатно искал ответ на измучивший вопрос: простит ли его Кристина?

Вчера она заявила, что между ними все кончено. Хотя это «все» даже не началось. И Эдуард знал, Кристина достаточно горда и не откажется от своих слов. Ему нечего предложить ей, как и Веронике. Статус любовницы – единственное, чем он мог распоряжаться. Сам предостерегал Лили от необдуманных поступков, а в итоге наступил на грабли второй раз. Только этот удар больнее, чем прошлый.

Эд стукнулся затылком о сиденье и глухо зарычал. Безвольный, бесхребетный. Почему он не может противостоять отцу? Почему всегда сдается?

Но сразу ответил на вопросы.

Потому что в ярости Тигров-старший способен лишить сына наследства. А существовать без денег Эд не умел. И не хотел.

Он заметил, как Кристина подбежала к барной стойке, что-то шепнула подруге, сунув ей поднос, и решительно направилась к выходу. Эдуард не сразу сообразил, что девушка направляется к нему. Только когда она приблизилась к «Кадиллаку» и ударила ладонью по крыше, он очнулся.

– Не могу работать и находиться словно на сцене! – выпалила Кристина.

Эд выбрался из машины и не без удовольствия оглядел ее сердитое лицо.

– Не знал, как к тебе подойти. Боялся, что ты огреешь меня подносом.

– Это весьма заманчиво, но я – цивилизованный человек.

– И умная женщина. Гораздо умнее меня, – тихо выдавил Эдуард.

– Оставь лесть при себе. Я на нее больше не ведусь, – отрезала Кристина. – И вообще тебе повезло, что я сегодня работаю. Я брала отгул, но напарница заболела, и мне пришлось выйти, – с прискорбием объяснила она, словно обвиняла начальника в неудачной встрече с Эдуардом.