Ученики воодушевились: тестировать педагога веселее, чем слушать нудную лекцию.

Кузнецова воздела глаза к потолку.

– Императоры. Они были императорами.

Слишком поздно Кузнецова сообразила, что, подыграв Столярову, угодила в ловушку.

– Это даже я знал. А вот посложнее: в каком году Империя инков впервые подверглась серьезной угрозе?

Она заколебалась на миг. Повернулась лицом к доске.

– Даты, которые вам нужно запомнить сегодня, не касаются инков. И возвращаясь к нашей теме…

– Ладно, – сказал Столяров. – Это вы точно должны знать. Сколько колоний принадлежало Великобритании на пике развития Британской империи?

Кузнецова не знала. И не желала знать.

– Тест закончен, Столяров. Или к следующему уроку я заставлю тебя…

– Какое историческое событие произошло в тысяча семьсот седьмом году?

Ольга Викторовна двинулась по проходу. Указка пружинилась в пальцах. Ушастый ублюдок смел порочить ее авторитет. Ее! Методиста! Авторитет!

– Вы же историк. Долбаете нас за даты, а сами… двадцать третьего февраля фашистские войска прорвались к…

– Волге! – Кузнецова хлестнула указкой по оттопыренному уху Столярова. Он завопил от боли и неожиданности. Класс злорадно оскалился. Столяров охал, зажав ухо.

– Вы не имеете права! – На глазах выступили слезы обиды.

– Я – учитель, – отчеканила Кузнецова, удивляясь, почему за двадцать восемь лет она ни разу не била детей, ведь это так приятно. – А ты – никто.

Она крутнулась на каблуках. Встретилась глазами с завучем: Каракуц сунулась в приотворенную дверь.

– Это… – стушевалась Кузнецова.

Каракуц показала ей большой палец и засияла улыбкой.

– Продолжайте, Ольга Викторовна.

Завуч прикрыла дверь и, крайне довольная, зацокала шпильками по коридору. В кабинете биологии тридцатилетняя Швец говорила:

– Сольпуги… их еще называют ветряными скорпионами, и солнечными пауками… и брадобреями.

– Почему? – спросила любознательная Кристина Ливанова.

– Африканские племена считали, что ночами сольпуги забираются в дома и своими сильными хелицерами состригают волосы с голов спящих. Выстилают человеческими волосами гнезда.

– Но это же сказки, да?

Швец склонилась к трехлитровой банке, водруженной на стол. Волосатый паук поглаживал выпуклое стекло щупальцами-педипальпами. Головогрудь, оснащенная двумя парами глаз, елозила по дну.

– Хочешь проверить?

– Н-нет, – отпрянула Кристина.

Швец с материнской нежностью погладила банку по слабо закрученной крышке.

– Сольпуги – ночные хищники. Их челюсти способны прокусить человеческий ноготь. А твой палец, Кристина, они прогрызут насквозь.

– Ой-ой. – Девочка втянула голову в плечи.

– Они дробят кости, – возбуждаясь, прошептала Швец.

В банке оранжевая мохнатая какая-то инопланетная тварь застучала толстыми липкими конечностями по стеклу.

– Голодный, – умилилась учительница.

– Откуда он у вас? – спросила брезгливо Таня Супрун.

– У нас, – поправила Швец. – Мы будем заботиться о нем и кормить.

Паук вздыбился угрожающе, разомкнул черные крючья хелицеров, заставив девочек восторженно взвизгнуть.

– Я обнаружила его в учительской, – сказала Швец. – Он ползал у меня в волосах.

Прозвенел звонок: для педагогов, учащихся, для теней, населивших бесхозные кабинеты.

В столовой Катя Зайцева суетливо обслуживала посетителей. Сунула Аполлоновой тарелку небрежно наляпанной каши, воровато оглянулась и юркнула в пищеблок.

Сестра изучала лежащую на разделочной доске находку. Черного скорпиона с прилипшим к жалу колечком лука.

– Какая гадость, – сказала Оля Зайцева.

Скорпиона они выудили из кастрюли. По версии Кати, он упал с потолка в кипящий суп и сварился заживо. Прежде на кухне не водилось ничего крупнее мух.

– Глобальное потепление, – сказала Катя.

– Как это связано? – спросила сестра, вилкой тыкая в хитиновый панцирь.

– Наверное, это он разодрал кошку Риммы.

– Не выдумывай. Он же кроха совсем.

– Кострову скажем?

– Сдурела? – Оля смахнула членистоногое в полиэтиленовый мешок.

– А суп?

– Что суп? Выливать, что ли? Вьетнамцы скорпионов, как семечки, жрут, а тут букашка – тьфу.

– И то верно, – согласилась Катя.

Тем временем учительница младших классов Раиса Федоровна Линтинская рассыпала в углу кабинета горох. Дети притихли, наблюдая.

– А что вы делаете? – спросил, поерзав на стуле, восьмилетний Назар.

Раиса Федоровна отряхнула руки.

– Провинишься – узнаешь.

Она села за стол, худая, с всклокоченной прической, уныло-серая на фоне яркого коллажа. Ученики вырезали из цветной бумаги дерево и приклеили к стене позади ее рабочего стола. С ветвей свисали детские фотографии. Сегодня утром Раиса Федоровна осознала, что не очень-то любит детей.

Прямо откровение снизошло.

– Назар, – сказала Линтинская. – Ты знаешь, что такое кишки?

– Да, – мальчик встал и пощупал свой живот, – они вот здесь.

– Правильно. Кишки внутри нас сложены, как в шкатулочках, но, если их вынуть и расправить, они длинные. Насколько длинные? Как ты думаешь, Диана?

– Сто километров, – сказала Диана, ковыряя пухлую щеку колпачком фломастера.

– Четыре метра при жизни, – сказала Линтинская, – и до восьми – после смерти. Длина толстой кишки всегда равна длине тела.

Повернувшись вполоборота к доске, Линтинская заскрипела мелом.

– Возьмем ваш средний рост, сто тридцать сантиметров. И измеряем общую длину кишок всего вашего класса.

Ветер выл за окнами, выл, выл, выл.

…В гулком, дробящем голоса спортзале пятиклассники выстроились у стены. Физрук Мачтакова командовала, сцепив за спиной руки:

– Направо! За направляющим! В обход по залу! Обычным шагом с дистанцией – марш!

Дети покорно зашагали по настилу. Мачтакова ходила по расчерченному полю взад-вперед.

– Бегом!

Пятиклассники побежали, оглушительно топая.

– Ноги выше! – Физрук подала пример, задирая колени, скача на месте. – Раз-два, раз-два! Раз-два!

Помещение десятикратно усиливало стук подошв по настилу. Лампы выключились и вновь включились.