– Руд!

– Мужик…

Товарищ скорчился у стены. Его лицо исчертили царапины. Разбитая губа сочилась кровью. Располосованный пуховик ронял комки начинки. Паша бросился к Руду.

– Мужик… они меня поймали… все, как ты говорил…

– Карлики? Сколько их?

– Двое. Они сильные… падлы… волокли меня, как мешок…

– Идти можешь?

Руд кивнул и сморщился. Над головами замяукало, что-то крупное перепрыгнуло с трубы на трубу.

– Мужик, они здесь.

– Бежим.

Паша подтолкнул Руда. Клюв гвоздезабивателя выискивал мишень. Клавиша «S» – назад, назад, назад.

Карлик выскочил из металлического ущелья, как кулак из проймы. Приземлился на четвереньки. Морда – дурная пародия на смайлик.

Паша защелкал кнопкой. Нейлер бесшумно стрелял, иглы цокали о бетон. Промазал! Карлик прыгнул, вцепился в свитер и повалил Пашу на трубы. Телефон шлепнулся вниз экраном, тьма затопила туннель. Пальцы твари, невероятно сильной для своих габаритов, вскарабкались по ключицам, по кадыку, кривой ноготь раздвинул губы, норовя проникнуть в рот. Вторая лапа чиркнула ногтями по веку. Третья рвала штанину. Карлик во мраке был не один.

Издалека голосил Руд.

– Сопротивляйся! – заорал Паша. – Правая клавиша мышки! Левая! Правая!

Он высвободил кисть из-под вибрирующих телес, морщинистых и горячих, как шкура бесшерстной кошки. Пихнул стволом и зажал гашетку. Карлик взвизгнул, отпуская.

– Мужик, держись! – Руд подобрал телефон и тыкал дисплеем во врага, будто это было святое распятие. Подстреленная тварь ворочалась на бетоне. Вторая отползала за трубы, шипя.

– Суки! – завопил Паша, брызгая слюной. – Меня! Убить! Хотели! Эти!..

Он направил гвоздомет на уползающего гнома. Серебристые жала впились в гнусную плоть, карлик затанцевал, затрясся. Гвозди входили по шляпки в лысую голову, бурой слизью выплеснулся глаз, а следом сам карлик лопнул, разлетевшись ссохшимися трупиками кузнечиков.

– Второго! Второго лови!

Подранок, орудуя локтями, пытался забраться под трубу. Руд высветил дисплеем цель. Паша увидел костистую спину и недоразвитый хвост, торчащий из копчика. Он топнул ботинком, круша косточки карликовых ног, а когда тварь, вереща и мяукая, перекинулась на спину, поднял нейлер и заколотил в смайлик десяток оцинкованных гвоздей. Последние гвозди били в пол. Вместо гоблина на полу лежала горка дохлых насекомых, каких-то красных клопов.

Руд потянул за шкирку: уходим. Они проковыляли по туннелю, ожидая, что в любой момент с верхотуры атакуют улыбчивые чудовища. Жужжащая дрель подсказывала дорогу. В узком проходе брезжил электрический свет.

Дрель замолчала.

Паша и Руд переглянулись.

«Рюкзак, – вспомнил Паша, – с раствором, с солью, остался у лестницы».

Он жестом отстранил задыхающегося Руда и поднял нейлер, готовый дырявить всякого, кто встанет на пути.

Но через полминуты готовность канула в пучину вновь обуявшего ужаса.

Пардус распался на бессильные буквы, символы, из которых состоял, как коровий отпрыск – из червей. Данн покинул корабль. Мэйчен потерялся в закоулках Храма Дамбалы.

Из туннеля выбрался испуганный пятнадцатилетний пацан, книжный мальчик, опекаемый мамочкой-училкой. Но мамочки в подвале не было.

Там был человек, чей взгляд разрывал покровы и подавлял волю. Не человек… сосуд…

Паша и Руд, как нашкодившие дети, стояли перед директором школы.

– Соляные мальчишки, – проворковал Костров. – Маленькие хитрые бестии.

Он склонился, как перочинный нож согнулся пополам.

Глаза были парой нарывов, полных гноя, вулканами с черной кипящей лавой внутри.

– Закрылись от папочки, да? – Костров дотронулся сверлом выключенной дрели до переносицы Паши. Мышцы отказывались повиноваться. Будто батарейки сели – Паша мог лишь бессильно моргать. Сверло прочертило линию вдоль носа. – Я вымою кровью из ваших организмов эту дрянь, – сказал Костров. Всегда такой опрятный, сегодня он забыл застегнуть ширинку и напялил шиворот-навыворот гольф. Из-под задубевшей бороды торчал белый ярлычок водолазки. Директор пах сладостями и блевотиной.

– Звонок прозвенел, – рявкнул он, обдав учеников смрадным дыханием. И добавил спокойно: – Идите в класс.

Дети пришли в три часа ночи – время нечистых, время бесов, кикимор, домовых. Измученная бессонницей, Марина комкала простыни и мысленно перечитывала дневник прапрадеда. Дети бомбардировали стекла снежками. Так юную Марину зазывали во двор подружки.

«Это сон, – подумала она, переступая босыми пятками по ковру. – Я не заметила и уснула».

Как бы не так, – ответил ей сквозняк, остужающий тело под футболкой. От старых рам тянуло холодом.

Бам – задребезжали стеклопакеты.

Марина поглядела вниз.

Сначала она решила, что это карлики, приспешники джинна, явились мстить за убитого брата. Но зрение привыкало к полутьме. В лунном свете стояли мальчики и девочки – ее класс. И это неподвижное стояние на морозе было страшнее, чем облик каких-то монстров.

Дети ждали учительницу. Длинные тени стелились по снегу, деформируясь и ломаясь о сугробы.

Марина подскочила, услышав характерное бульканье в комнате. Кто-то прислал ей весточку. Кто-то прислал к ней детишек.

Она попятилась от подоконника. Снежок тут же тукнул о зазвеневшее стекло.

В телефоне десять непрочитанных СМС от разных абонентов.

Люба Кострова просила… требовала?

«Иди в школу».

Изумленная, Марина полистала меню. Каракуц, Кузнецова, Прокопьев, секретарша директора Ира и с ними пяток коллег, кинули одинаковые сообщения.

«Иди в школу».

Бам! – будто судовой колокол звякнул, приглашая на борт.

Спрятаться? Схорониться? И бросить учеников? Она размышляла минуту. Потом сдернула с кресла колготки.

По номеру сто двенадцать сняли и сразу повесили трубку. Так трижды. Из динамиков завыло протяжно, Марина отшвырнула мобильник. Она ведь знала: никто не придет на помощь. Знала еще тогда, в подростковых снах, на поле брани. В мире многоликого великана.

Ощущение нереальности происходящего притупило страх. Марина накинула капюшон. Вынула из кухонного ящика нож и лезвием продырявила карман, чтобы оружие, как в ножнах, сидело в подкладке пальто. На дне бутылки плескались остатки раствора. Она проглотила их, не поморщившись.

Кто писал ей сообщения? Джинн из эпохи, когда и колесо-то не изобрели? Или сила, поселившаяся в школе, подчинила себе всех, кроме Марины Крамер?.. Пока что кроме Марины…