Руд позаимствовал папину дрель. Просверлить бетон, найти тайник Стопфольда и залить раствором или засыпать кристаллами – чего уж проще?

Проще умереть во мраке.

Вариант, что вазу уже вынули из стены, они не рассматривали. Как и миллион иных вариантов.

Школа булькала водопроводом, журчала кранами, гудела сквозняками. В тире что-то отчетливо шуршало. Паша нашел розетку и подсоединил удлинитель. Свернули к желтым дверям, разматывая провод, как нить Ариадны из зачитанной книги «Мифы Древней Греции».

– Надо взорвать паровой котел, – сказал Паша.

– В школе нет паровых котлов. – Руд отпер замок. Подвал пах так же, как дом Курлыка. Выпечкой, тмином, конфетами. Щелчок, и лампа загорелась в решетчатом кармашке.

– Это из «Сияния», – сказал завороженно Паша. – Так Джек Торренс уничтожил «Оверлук».

– «Оверлук» не взрывали, – возразил Руд.

– У Кубрика – нет. А в книге и ремейке – очень даже взрывали.

Трубы справа обросли бородами тьмы. Шкаф, в котором прятался Паша в сентябре, распахнул створки, приглашая. Парты валялись на пути.

– Попробуй не написать об этом роман, – пробормотал Руд, смахивая паутину, – я ради твоего романа сюда поперся.

– Ты будешь главным героем, – сказал Паша, вглядываясь в темноту.

Руд расчехлил дрель, насадил впечатляющих размеров сверло. Его руки дрожали. Ему тоже было страшно – почему-то это осознание утешило Пашу. В сентябре они не ведали, что прячет чертов подвал. А сейчас отяжелевшие ноги противились, примерзали к полу. Скулы сводило, бурлили желудки. Вечером Паша трижды садился на унитаз, и причина не в глауберовой соли. Не только в ней.

– Дай хлебнуть. – Руд захрустел бутылкой, приложился к горлышку. – Начинаю привыкать, – добавил он, утерев рукавом губы.

Прошлой ночью оба спали как убитые. В кои-то веки без кошмаров. И Марина сказала днем, что чувствует перемены к лучшему. Соль работала, будто меловой круг из «Вия» защищала от происков джинна.

Желтый предмет привлек внимание Паши. Аккумуляторный гвоздезабиватель лежал среди хлама. Паша оплел пальцами рельефную рукоять.

– Готов?

– Нет, – сказал Паша.

– В бой.

Они зашагали мимо парт. Паша вообразил морду Зивера, голодную трещину рта. Что если там будут трупы? Распотрошенные тела Игнатьича, Рязана, исчезнувшей проститутки…

Шаг… еще шаг…

Сперва Паша решил, что это распахнутая пасть Зивера, черная и бездонная. Он, прищурившись, понял – с облегчением, с выдохом – их опередили. Лицо пропало.

Вместо него в стене зияла метровая дыра. Громоздились куски бетона и осколки кирпичей. Пробоина внутри имела цвет запекшейся крови, цвет кладки особняка.

Костров или другой прихвостень Зивера вытащил вазу.

Им остается вернуться домой несолоно хлебавши. Зато живыми.

– Можно, конечно, обыскать школу. – Руд поковырял сверлом бетонные края зева. Там, в гнезде, джинн отмотал стодвадцатилетний тюремный срок.

– Ничего мы не найдем, – понуро ответил Паша. В нем конфликтовали голос разума и неуемное желание совершить Поступок – с большой буквы «П» – доказать Марине, что он мужчина.

– Идем, – сказал Руд, – пока…

Лампочка погасла. Паша почувствовал нутром, что это случится, за секунду до кромешной тьмы. Так он предугадывал появление маньяка в триллерах.

Тьма захихикала. Оглушительно хрястнула дверь, закрываясь. Что-то пронеслось в полуметре от Паши, колобок, пахнущий корицей.

– Руд! – Паша тыкал вслепую стволом нейлера.

Товарищ отозвался сдавленным криком. Маленькие ножки затопотали совсем рядом. Карлик не сдох, осы склеились заново в землистую плоть. Или карликов было много, тысячи уродцев тут, внизу.

В левой руке Паша до сих пор сжимал провод удлинителя. Пуповина вела к выходу, и он поковылял, наматывая провод на кулак. Правой рукой, гвоздометом, размахивал, отгоняя врага.

По щекам текли слезы. Череп словно окольцевали свинцовым обручем. Маленький заблудившийся мальчик плутал во мраке, но мрак был безграничным и окончательным. Мрак сопел и царапал когтями бетон.

Ботинок врезался в преграду. Паша полетел на ступеньки. Нечто гораздо опаснее сумасшедшей бабы Тамары промелькнуло слева, обдав сквознячком. Паша подобрался, по-рачьи пополз к выходу. Ногами он пинал воздух, а рукой с намотанным проводом колотил в стену. Кулак ударил по выключателю. Лампочка загорелась.

Никого не было перед ним, ни монстров, ни друга.

– Руд! – завопил Паша.

На полу у того места, где начинался бессмысленный лабиринт из труб, валялась дрель. Сверло указывало во мрак. Здесь же поблескивали ключики. Будто Паше говорили: «Свободен». «Убирайся и забудь Нестора Руденко».

Паша сунул ключи в карман. Встал на колени, разглядывая узкий проход между трубами.

Что сделал бы капитан пиратов Мозес Данн? Ответ очевиден: с пистолетом и индийской саблей наголо он полез бы к черту на рога вызволять верного помощника Уолтерса. Шпиговать свинцом зомби, резать ведьм. А принц Пардус? Дрогнул бы хоть мускул на его лице? Нет, Пардус обратился бы в леопарда и растерзал любого, кто попадется на пути.

Обруч ослабевал.

Паша присоединил к розетке удлинителя штепсельную вилку. Придавил курок. Дрель зажужжала. Пораскинув мозгами, достал из кармана перчатку и завязал узлом, так, чтобы курок оставался зафиксированным, и сверло вращалось. Шум выведет его наружу.

Паша стрельнул гвоздем в темень, убеждаясь, что аккумулятор не разрядился и «патроны» в обойме.

Скинул куртку, втиснулся в туннель.

– Руд? Ты меня слышишь?

Грязная изоляция липла к плечам. Из носа потекли сопли. Кем он себя возомнил? Персонажем компьютерной бродилки?

Да, это всего лишь игра, а он – частный детектив Эладжерон Мэйчен. Клавиша W – идти вперед. Shift – красться. Tab – фонарь. Дисплей телефона освещал лишь дрожащую руку. Тьма смыкалась позади. Шуршала, ерничала, подначивала. Думать о крысах было приятнее, чем о зубах и когтях карликов.

Трубы изгибались, вынуждая свернуть. Как в парилке, одежда промокла насквозь.

Мэйчен водил гвоздометом и окликал друга.

Здесь, в аду. В Храме Дамбалы.

Тень скользнула за вытянутым телефоном, нырнула под трубу. От ужаса застучали зубы.

– Меня убить хотели эти суки, но я принес с та-та-та-та двора… два новых навостренных топора…

Он шел, шепотом цитируя стихотворение Юрия Домбровского.

Поворот. Хихиканье теней.

– Сижу… смотрю на них веселым волком…

В шелесте подвальных голосов, в хоре призраков раздался другой, человеческий звук. Слабый стон. Не так ли стонал сам Пашка в погребе Курлыка, когда Марина храбро боролась с гоблином?