Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то воскресенье Аксели гулял по деревне дольше обычного. Даже зашел вместе с Оскаром в Кививуори. Конечно, Янне стал восторгаться костюмом так, что было непонятно, всерьез он говорит или с издевкой, но Отто и Анна хвалили от души.
Аксели старался держаться просто. В этом доме нельзя и виду подать, что костюм имеет для тебя какое-то значение. Здесь за малейшее проявление тщеславия могут так осмеять, что сквозь землю провалишься, у них это выходит само собой, походя, так что не cразy и заметишь. Зная это, он постарался совершенно забыть о своем новом костюме.
Но возвращаясь домой безлюдной лесной дорогой, он расстегнул пуговицу пиджака, чтобы полы его свободно плескались на бедрах. Только мохнатые ели видели, как бедность умеет сделать жизнь богатой. Сын финского торппаря обзавелся костюмом!
А дома продавали корову. Дело эатянулось, потому что покупательница — Тилта Вуори из соседней деревни — тоже воображала себя знатоком. Сколько раз она и ощупывала вымя, и хвалила корову, и выражала всяческие сомнения. Но Юсси настоял на своей цене_ Он победил не уменьем торговаться, а просто взял измором. Он как заладил, так и твердил одно и то же, пока Тилта не согласилась. Денег у Тилты не хватало, чтобы заплатить все сразу. Ее муж батрачил у Холло на хозяйских харчах, и с его заработков корову не купишь. Часть денег Тилта выручила за старую корову, которую продали мяснику, а с остальными Юсси должен был подождать до осени. Вуори откармливали поросенка. Продав потом полтуши, они заплатят остальное.
— А как у вас с кормом для скотину?
— Нам дают немного накосить за очистку канав. Двенадцать женских дней требуют за сено для одной коровы. Да ладно, лишь бы давали косить. Хотя в прошлое лето мне и восемнадцать дней пришлось отработать, потому что из-за дождей дни выходили неполные. А ведь без своей коровы па хозяйских-то харчах не проживешь.
— Мы нигде не могли получить покоса... Еще двух коров надо продать. Хотя от них, конечно, подстилка, навоз на поля идет... Но по нынешним временам надо все же, чтобы корова давала и молоко... Ради одного навоза держать их не стоит.
Тилта ушла с коровой. Алма вышла проводить ее и, похлопывая Киело по хребту, все наставляла Тилту:
— Если там когда овсяной муки подболтаешь маленько... Она у нас привыкла... И чтобы пойло постояло в тепле, чуток согрелось...
Киело замычала на прощанье и скрылась за углом риги. Алма вернулась, вытирая глаза краем передника. В последнее время у нее легко навертывались слезы. Видимо, пошатнулось ее крепкое здоровье. Порой на нее находило уныние, чего раньше с нею никогда не бывало. Она по-другому, серьезнее стала говорить о боге и о смерти. Иногда даже напевала вполголоса духовные песни. Уж скоро на шестой десяток пойдет, и кумушки уже поговаривали, что даже Алма стареет.
Юсси не горевал о корове. Он подсчитывал, как скоро Киело принесла бы молоком те деньги, что выторгованы за нее.
— Да... Вот они, эти жалкие пенни. Что же это? Как же дальше-то? Что вперед-то у нас пойдет?
Аксели был настолько занят своим костюмом, что дела его сейчас совсем не трогали.
Маленький Аку чему-то усмехнулся про себя, а потом смело сказал:
— Что вперед пойдет, никто не знает. А назад уходят всегда следы.
Юсси злобно взглянул на младшего сына и рявкнул: — Ты, парень, шуточки свои брось! И тебе не до шуток будет, когда жрать не подадут.
Деревня все сильнее тянула к себе Аксели. Жизнь одинокой лесной торппы больше не удовлетворяла его. Правда, щегольство новым костюмом не могло долго занимать его. К встречным девушкам он тоже не стал относиться по-иному. Какое-то неведомое прежде беспокойство гнало его из дому. Когда же товарищи один за другим начали покидать общую компанию ради похождений, над которыми Аксели презрительно посмеивался, он зачастил на занятия пожарной команды, все более увлекаясь затеями Халме.
Аксели стал увлеченным пожарным. Он проявлял такое рвение, что вскоре выделился среди остальных на тренировках. Баронский кучер, которому его обязанности начальника успели уже надоесть, не раз даже поручал ему командовать на учениях. Но в увлечении Аксели не было ничего идейного. Просто ему больше не хотелось стоять с ребятами у развилки дорог, это было не в его характере. Там он не имел успеха, зато на пожарных учениях он мог проявить свои способности.
Когда на состязании с пожарной командой волости они потерпели поражение только из-за равнодушия некоторым участников, Аксели искренне возмущался?
— Если не стараться, так зачем было и вылезать. Взялись, так уж взялись! А то двое рвутся, а трое едва плетутся.
— Не горячись. Подумаешь, велика важность.
Он замолчал, но всю обратную дорогу в нем кипели досада.
Халме заметил это.
— Погоди, вот станешь немного постарше, надо будет подумать о подходящем для тебя месте. Между нами говоря, наш теперешний начальник не болеет душой за идейное существо движения. Он лишь исполняет поручение барона. Однако я имею некоторое влияние и добьюсь определенных организационных перемен. Надо только выждать немного, потому что сейчас ты слишком молод. Но ты учись, осваивай дело хорошенько, имея в виду будущие изменения. Пока это пусть останется между нами. В свое время я начну действовать, и увидишь, я слов на ветер не бросаю.
Аксели не принял обещания Халме всерьез. Он подумал, что это лишь слова. Да так оно и вышло. Не суждено было Аксели стать пожарным командиром, но через несколько лет он стал красным командиром.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
I
Однажды темным ноябрьским вечером Валенти Леппэнен бегал из избушки в избушку, из торицы в торппу. Запыхавшись, задыхаясь от важности поручения, он сообщал:
— Я от мастера. Он зовет всех на гражданское собрание... Завтра вечером в доме пожарной команды. В семь часов. Очень важные дела.
— Что это еще вдруг за дела такие?
— Большие дела. Всеобщая забастовка. Вся страна бастует. Хотят и здесь бастовать. Требуют избрать новый парламент. И землю разделят. Торппарей освободят.
— Да ну... Кто тебе сказал?
— Мастер в газете прочитал. И по телефону он звонил.
— Где же эта забастовка?
— Во