А чему ты удивляешься? — спросил себя Стив. — Ты же всевидел сам. Радио выключалось и включалось от прикосновения к ней, мерцали огни,взорвался этот гребаный аквариум. Естественно, в ней заключена внутренняя сила.

— Что ты можешь сказать о той скульптурке, что мы нашли вангаре? — спросил он Синтию. — Что-то в ней есть, правда?

— Не знаю. Могу только сказать, что, когда я до неедотронулась…

— Что? Что произошло, когда ты до нее дотронулась?

— Я вроде бы вспомнила всю грязь, что видела и испытала наэтом свете. Как Сильвия Маркаччи в восьмом классе плюнула на меня на игровойплощадке, заявив, что я увела у нее дружка, а я понятия не имела, о чем онадолдонит. Как мой папаша нажрался, когда тетя Ванда второй раз выходила замуж,и тискал меня за задницу во время танцев. Потом прикинулся, что ничего этого небыло. Словно у него ничего и не вставало. — Она провела рукой по лбу. — Как наменя кричали. Как меня насиловали. Как Ричи Джодкинс рвал мне зубами ухо. Обовсем этом я и подумала.

— Понятно, а о чем ты действительно подумала?

Синтия взглянула на него так, словно хотела сказать, а какоетвое, собственно, дело, но услышал он другое.

— О сексе. — Она с шумом выдохнула. — Не просто о траханье.Отнюдь. Об извращенном сексе. Чем извращеннее, тем лучше.

Да, мысленно согласился Стив, чем извращеннее, тем лучше. Отом, что хочется попробовать, но о чем предпочитают не говорить.Экспериментальный секс.

— О чем ты думаешь?

Вопрос прозвучал неожиданно резко. Стив посмотрел на Синтиюи внезапно подумал: интересно, узкая ли у нее «киска». Безумная мысль, учитываяобстоятельства, но ведь пришла же она ему в голову.

— Стив? — Синтия говорила еще более резко. — О чем тыдумаешь?

— Ни о чем. — Голос сиплый, словно Стив только что очнулсяпосле глубокого сна. — Ни о чем, не бери в голову.

— О том, что начинается с «к» и кончается на «т»?

Ты абсолютно права, дорогая моя, мысленно произнес Стив,именно об этом я и думаю[49].

Что со мной такое? Что? Словно этот гребаный кусок камнявключил другое радио, в моей голове, и оно заговорило моим голосом.

— О каком слове ты толкуешь? — спросил Стив.

— Койот, койот. — Он вдруг увидел, что Синтия вся вибрируетот возбуждения. — О той странной штуковине, которую мы видели в лаборатории!Если б она была при нас, мы бы смогли выбраться отсюда! Я знаю, что смогли бы,Стив! И не трать мое время… наше время… на то, чтобы сказать мне, что ячокнулась!

Учитывая, что им пришлось повидать и пережить за последниедевяносто минут, говорить ничего такого он и не собирался. Если она чокнулась,так они два сапога пара. Но…

— Ты просила меня не прикасаться к ней. — Стив все ещепытался говорить, но чувствовал, что его мозги заливает какая-то вязкая масса.— Ты сказала, что почувствовала…

Что же она тогда сказала?

Приятно. Вот что. «Прикоснись к ней, Стив. Это так приятно».

Нет. Не то.

— Ты сказала, что это мерзко.

Синтия улыбнулась. В зеленоватой подсветке приборного щиткаулыбка вышла жестокой.

— Ты хочешь пощупать что-то мерзкое? Так пощупай.

Она взяла его руку и положила между своих ног, дваждыкрутанула бедрами. Пальцы Стива сжались, похоже, он причинил Синтии боль, но ееулыбка никуда не делась. Пожалуй, стала шире.

Чем же мы занимаемся? И почему, скажите на милость, мызанялись этим именно сейчас?

Стив услышал голос, но голос этот едва долетал до него,словно крик «Горим!» в зале, где визжат люди и гремит музыка. Через джинсы ончувствовал близость ее «киски».

Невероятным усилием воли Стив постарался обрести контрольнад собой, попытался заглушить атомный реактор до того, как расплавятсязащитные стержни. И это ему удалось, удалось представить себе лицо Синтии,написанное на нем любопытство в тот самый момент, когда она смотрела на негочерез открытую дверь со стороны пассажирского сиденья. Ее синие глазавнимательно изучали его, она решала, не из тех ли он людей, которые могутчто-нибудь у нее откусить. К примеру, ухо. «Вы хороший человек?» спросила она.А он ответил: «Да, полагаю, что да». И вот этот хороший человек привез ее вгород мертвых, положил руку на ее интимное местечко и теперь думает, что хотелбы оттрахать ее, оттрахать, одновременно причиняя боль, провести некийэксперимент, добиться сочетания наслаждения и боли, сладкого и соленого. Потомучто именно так это делается в логове волка, именно так это делается в домескорпиона, именно это считается в Безнадеге любовью.

Ты хороший человек? Не какой-нибудь маньяк-убийца? Тыхороший, ты хороший, ты хороший человек?

Стив убрал руку, его тело сотрясала дрожь. Повернулся кокну, мимо которого, словно снег, летел песок. Он чувствовал, что пот выступилу него на груди, под мышками, на лбу. Ему стало чуть лучше, но он скореенапоминал больного, к которому вернулось сознание между периодами забытья. Итеперь он не мог забыть того, что думал о каменном волке. Ему мерещиласьнеестественно повернутая голова и вылезающие из орбит глаза. Образ этот прочнозастрял в его голове.

— Что с нами? — простонала Синтия. — Господи, Стив, я нехотела этого делать. Что с нами?

— Не знаю, — прохрипел он, — но кое-что могу сказать. Мылишь прикоснулись к тому, что произошло в этом городе, и мне это совсем ненравится. Я не могу выкинуть из головы эту гребаную каменюку.

Ему наконец-то достало смелости взглянуть на Синтию. Онаприжалась к дверце, словно испуганная девочка-подросток на первом свидании,когда обжимания зашли слишком далеко. Вроде бы она успокоилась, но щеки рделирумянцем, а ребром ладони она вытирала слезы.

— Я тоже, — всхлипнула Синтия. — Я помню, как однажды мне вглаз попал кусочек стекла. Вот и сейчас такое же чувство. Я непрерывно думаю отом, что хотела бы взять этот камень и потереть им мою… ты знаешь. Только этовроде бы и не мысли. Совсем не мысли.

— Я знаю. — Стив уже жалел, что она упомянула об этом.Потому что теперь эта идея возникла и у него в голове. Он увидел себяприжимающим эту уродливую вещицу, уродливую, но могущественную, в своемувздыбленному пенису. А потом — себя с Синтией, яростно трахающихся на полу, подвисящими на крюках трупами, с этим серым куском камня, в который они вцепилисьзубами.