Евпаторию я отрежу, Раглан примется искать другую стоянку для кораблей. И никакими пряниками Сен-Арно не заставит его идти на штурм.

– Постойте! – встрепенулся Корнилов. – Вы оставите Севастополь? Но сможем ли мы, силами гарнизона отбить штурм?

– Поймите, Владимир Алексеевич, запереть в крепости армию – самый глупый, в стратегическом отношении, план. Таким образом, я врагу дам полную свободу и преимущество в территории. Если же армия будет вне города, мы будем иметь преимущество в манёвренности. Мне надо переформировать полки и привести армию в чувства после поражения. Все ещё надеюсь на подкрепление. Но…, – он всплеснул руками. – Пока от командования получаю только обещания.

– Куда же, по-вашему, Сен-Арно и Раглан поведут свои армии, если не решатся штурмовать Северную сторону? – спросил Корнилов.

– Скорее всего – к Балаклаве, – выразил мнение Меньшиков. – Недаром английские разведчики прошлой ночью тщательно промеряли глубины при подходах к бухте. Балаклава – удобная стоянка для судов.

– Это невозможно, – отрицательно покачал головой Корнилов. – Бухта узкая. Как же они разместят в ней флот? Ещё адмирал Лазарев хотел построить запасную базу в Балаклаве, но отказался от этой затеи.

– Вы лучше меня знаете, Владимир Алексеевич – англичане смогут, – возразил Меньшиков.

***

Раним утром адъютант Меньшикова, Панаев, поднял с постели генерала Жабокрицкого. Вручил пакет со словами:

– Здесь расписана диспозиция. Ваша шестнадцатая дивизия уже на марше. Идёте к Мекензиеву хутору.

– Но почему так неожиданно? – удивился генерал, застёгивая пуговицы на сюртуке. – Без предупреждения, без совещаний….

– О чем вы, Иосиф Петрович? Какие совещания? Какие предупреждения? – набросился на него Панаев. – Действуйте быстро и скрытно. Ваша дивизия должна исчезнуть из Севастополя, словно гусар из постели замужней дамы.

Генералу Кирьякову поступил приказ прикрывать отход войск. Занять силами семнадцатой дивизии позиции на Бельбеке. В случае столкновения – стоять насмерть, пока не поступит сообщения, что основная армия прошла Мекензиеву гору.

После выхода из Севастополя последнего батальона, Корнилову надлежало разрушить Инкерманский мост и плотины, а потом затопить старые корабли при входе в бухту.

Меньшиков покидал город с первыми лучами солнца. По дороге ему попалась колонна каторжан, бредущих на работы.

– Стой! – скомандовал князь.

Колонна остановилась. Подбежал унтер из конвойных с докладом.

– Куда ведёте? – спросил главнокомандующий.

– На строительство оборонительной линии, ваше высокоблагородие.

– Да как же они в кандалах будут работать?

– Так положено, – только и смог ответить унтер.

Меньшиков осмотрел первую шеренгу арестантов. Хмурые, скуластые лица. Злобные, затравленные взгляды. Серые арестантские бастроги. Все они какие-то одинаковые, безликие. Меньшиков указал на приземистого, сутулого арестанта с противным обезьяньим лицом.

– Этот за что сидит? – спросил он конвойного.

– Вор, ваша светлость, – ответил унтер-офицер.

– А этот? – указал на другого, высокого, с длинными жилистыми руками.

– За убийство.

– А вон тот? Он на убийцу не похож.

– Этот из политических.

Князь проехал до конца шеренги, вернулся к середине.

– Слушайте меня, – громко сказал он. – Мы все люди: я, вы, ваши надсмотрщики, солдаты – всех матери родили, всех крестили в церкви….

Арестанты глядели на него холодно, без доверия.

– Кто там ухмыляется? – гаркнул надсмотрщик.

– Погоди, – остановил его Меньшиков. – В общем, так: все мы люди. Но вы, согрешившие перед Богом и Государем, теперь имеете возможность очистить свою душу и совесть. По высочайшей, дарованной мне власти, доверяю вам встать возле орудий и помогать отражать врагов. Павшему, при исполнении сего святого долга, Господь да простит прегрешения, какими бы тяжкими они не были, а церковь святая будет о нем молиться. Коль кто останется в живых, восстановится в правах, как защитник престола и Отечества.

Никто не ожидал такого услышать. Никто сперва не поверил. Каторжники затаили дыхание. У многих рты открылись от удивления. Взгляды были уже не затравленными, а изумлёнными. Их что, прощают? Им можно искупить вину? Так просто?

– А кандалы? – тихо спросил кто-то.

– Снять кандалы, – приказал Меньшиков.

Колонна каторжников заголосила, заколыхалась.

– Смирно! – громко скомандовал Меньшиков, и все замерли. – Не думайте, что это милость Господня. Грехи свои кровью смоете, – строго сказал он. – Коль заслужите – будете прощены. Я обещаю! Слово князя! А коль за старое возьметесь – повешу без суда! Слово я держу!

– Так, как же, ваша светлость? – ужаснулся надсмотрщик. – Они же разбегутся.

– Куда им бежать? – устало произнёс князь. – Снимайте кандалы и распределите на работы.

***

В большом зале Благородного собрания было шумно. Адмиралы, командиры экипажей, капитаны кораблей бурно обсуждали последние события: поражение под Альмой, решение Меньшикова отступить в Симферополь, оставив Севастополь один на один с противником. Тревожные новости порождали множество нелепых слухов. Никто не хотел верить в предательство Меньшикова и в то, что он решил сдать город врагу без боя. Но об этом нынче шептались на каждом углу.

Нахимов стоял мрачный, ни с кем не говорил и в общую беседу не вступал. Сцепил руки за спиной, широко расставил ноги, словно на палубе корабля, уставился в пол, и, казалось, ничего не замечал вокруг.

– Павел Степанович, вы что обо всем этом можете сказать? – спросил его капитан Бутаков.

– Не знаю, – покачал он головой. – Потороплю Корнилова. Он должен все разъяснить.

Нахимов быстро вышел в коридор.

– Владимир Алексеевич, вас все ждут, – окликнул Нахимов адмирала.

Корнилов глядел в широкое окно на гавань, где стояли военные корабли – гордость Российского Черноморского флота.

– Сейчас, сейчас, – прошептал он.

– Что с вами? – Нахимов подошёл ближе.

– Понимаете, Павел Степанович, я не знаю, что делать, – с отчаяньем в голосе произнёс адмирал. – Лазарев, Михаил Петрович, наш с вами незабвенный учитель передал мне из рук в руки Черноморский флот. Передал, как драгоценный дар. Завещая беречь его, приумножать боевую славу….

– Вы справляетесь.

– Согласен. Справлялся. Но до сего приказа, данного мне князем Меньшиковым. Теперь я должен собственными руками уничтожить то, что мне завещал Михаил Петрович.

Нахимов помрачнел.

– Вы объясняли главнокомандующему, что такое боевой корабль? Это не только кусок дерева с пушками, но и обученная команда.

– Князь сам морской министр, должен все понимать. Но он остался непреклонен. Затопить! Как же мне теперь быть?

– Ничего посоветовать не смогу вам, – растерянно ответил Нахимов после недолгого молчания. – Честно скажу: я бы не хотел оказаться на вашем месте.

В зале все притихли, когда в дверях появилась высокая фигура Корнилова. Адмирал медленно прошёл по скрипучему паркету, повернулся к собравшимися.

– Господа офицеры! – решительно произнёс он. – Положение наше следующее: армия разбита и отступает. Неприятель намерен занять южные высоты на Бельбеке. Далее – захватить Инкерман. С Инкерманских высот его орудия смогут действовать по эскадре адмирала Нахимова. Если нас вынудят уйти с занимаемого рейда, то вражеский флот попытается прорваться в гавань. После этого падёт Северное укрепление.