— А если я скажу, что на самом деле по причине полной идентичности копии и оригинала, ты поверишь?

— Этого не может быть! — Дорогин вперил взгляд в увеличитель и даже немного подался вперёд, чтобы детально рассмотреть лицо Ненашева. Мурашки пробежали по коже, спина похолодела, а кровь в теле взволновалась, как жидкость в бутылке, которую взболтали: кажется, щелчка пальцев хватило бы, чтобы развеять последнее сомнение в том, что копия каким-то чудесным образом превратилась в оригинал.

— Почему? — Ненашев ехидно осклабился. — А кто сказал, что возможности этого мира ограничены? Мы практически ничего о нём не знаем, не видели его рождения, не увидим и смерти, строим жалкие теории и предположения, не стоящие и ломаного гроша. А что если здесь возможно всё, вообще всё? Даже самая нелепая и фантастическая вещь может воплотиться и самые невероятные события произойти.

— Но ведь существуют законы природы.

— Существуют. Но кто тебе сказал, что их нельзя обойти?

Ненашев рассуждал очень логично — не придерёшься. Действительно ведь, нет закона, которого нельзя нарушить или обойти, особенно мысленно, и запрета на попытки нарушить даже самый строгий закон, — тоже нет; кажется, само время, насильно прерванное для этого человека много лет назад, когда к нему во время привычной прогулки в парке сзади подошёл человек и хорошо поставленным ударом саперной лопатки пробил ему череп, после сего скрылся и потом так и не был найден, решило восстановить справедливость и вернуть его к жизни — именно здесь, глубоко под землёй, тем самым решив продемонстрировать свои невероятные возможности и что-то сказать этим. Что? Словно и не было долгих лет на земле без Ненашева, словно и не умер он нелепо в том парке, каким-то образом пройдя, получив смертельную рану, ещё метров сто и присев отдохнуть на скамейку, где прохожие ещё долго, узнавая в нём видного политического деятеля Тартарии, улыбались ему, приветствовали, не понимая, что он уже мёртв; его жизнь была такой насыщенной и бурной, что он, наверняка, и не заметил, что получил смертельный удар по голове сзади, что-то сверкнуло, как обычно, и он продолжил путь, пока совсем не выбился из сил.

— Ты не первая копия Ненашева, — решил морально добить Дорогин Черте-какой вариант. — И, наверняка, не последняя. С чего ты вообще взял, что чем-то лучше остальных? Почему я должен поверить в то, что копия, какой бы хорошей она ни была, может стать оригиналом? Ты просто позорно цепляешься за жизнь, пытаясь убедить меня в том, что превратился в настоящего Ненашева, боишься исчезнуть, быть стёртым из этой жизни вслед за всеми своими предшественниками…

Какая-то странная искорка сверкнула в глазах Ненашева, — полная уверенности, что не сгорит напрасно, а сможет зажечь заряд отсыревшего пороха и выстрелить свинцом во врага.

— Удивляюсь тебе! — голос Ненашева не потерял ни капли уверенности. — Ты же сам этого хотел. Для чего ещё отыскивать по всему свету людей, похожих на меня, воровать их, навсегда отрывая от родных и близких, прятать здесь, готовить физически, морально и психологически, перекраивать личность, сознание, память, подгонять внешние параметры, голос, повадки и всё остальное? Не для того ли, чтобы когда-нибудь вернуть настоящего Ненашева к жизни? И вот — я здесь! Плод твоих усилий! Раньше я был другим человеком, самим собой, но ты сделал меня копией Ненашева, а потом копия превратилась в оригинал. Лично для меня это неоспоримый факт! А для тебя?

— Хорошо! — неожиданно согласился Дорогин с Черте-каким вариантом, хотя не хотел этого делать. — Допустим, я поверил, что одна из копий каким-то невообразимым образом смогла превратиться в оригинал. Что дальше?

Дорогин прекрасно знал, что будет дальше, ведь Черти-какой вариант был прав, — именно этого они добивались, — чтобы копия однажды стала оригиналом, но особо не надеялись на успех, важен был сам процесс. И, конечно же, интересно было узнать, что по этому поводу думает сам Ненашев.

— Всё просто, — в голосе Ненашева зазвучали нотки надежды. — Не станешь же ты во второй раз меня убивать. Столько возиться, найти подходящую копию, превратить её в оригинал, и снова убить! Какой-то бессмыслицей попахивает, если не безумием, поэтому предполагаю, что дальше будет следующее: ты отпустишь меня на свободу, где я возобновлю свою политическую деятельность и сумею одолеть тебя на следующих президентских выборах…

— Забудь! С тех пор, как тебя не стало, много воды утекло. Сейчас всё по-другому. Тебя никто на свободе не ждёт. Да и что ты им скажешь? Где был? Как вернулся? Почему не постарел за эти годы? Наплетешь, что тебя инопланетяне похитили?

— Правду скажу.

— Есть ещё один вариант: забыть о том, что с тобой здесь было, что ты стал копией другого человека, а потом и его оригиналом. Пройти обратный путь к прежнему себе. Как тебе такой вариантик?

— Не дурной. Почему бы и не попробовать вновь стать самим собой…

— В том-то и дело, что не получится! Обратного пути нет. Не для того тебя сюда поместили, потратив кучу денег и усилий, чтобы отпустить на все четыре стороны. И это касается не только тебя. Здесь, в соседних номерах, находятся все твои друзья и товарищи, — ну, то есть их копии, которые, как и ты, постепенно трансформируются в оригиналы. И не только они. По сути, здесь собраны все люди, которых я когда-либо ненавидел. Начиная с детства, — не стану их всех перечислять, скажу лишь, что их много, и ни один из них не ушёл от моего возмездия. Ни один! Конечно же, оригиналов нет в живых, кого давно, кого недавно, но копии подобраны с исключительной тщательностью, и многие из них уже близки к тому, чтобы окончательно трансформироваться в оригиналы. Возможно, ты первый, кому это удалось по-настоящему. Если это так, тогда поздравляю тебя! Это величайшее достижение! Может быть, и у остальных постепенно получится.

Дорогин не лукавил, произнося эти слова: он даже отодвинул увеличитель, чтобы видеть Ненашева в полный рост — гордый, в расцвете сил, словно и не умирал никогда, смотрит твёрдо, снисходительно, насмешливо, всё ещё надеется, наверное, что у него и его товарищей получится перекроить этот мир на свой лад, не знает, что проиграл окончательно!

Сам факт того, что умерший оригинал может возродиться в своей копии, поражал до дрожи! — всё равно что из зеркала вышло отражение человека, который когда-то в него смотрелся, а потом умер.

— Ах, да! — весело припомнил Дорогин. — Ты же спросил, зачем я тебя убил. Невежливо было бы не ответить. Убить тебя, пусть и не своими руками, было такой же