корсете и черная, пышная, бархатная юбка в пол. К платью прилагались черные резиновые сапоги и черная, бархатная, в серебряных блёстках полумаска.

Сережа как раз вышел из-за ширмы, которая служила примерочной, и встал возле зеркала, поправляя скрещенные за спиной мечи. Надя ушла переодеваться. Когда она вышла Платон, Сережа, и хозяин лавки не сдержали восхищенного вздоха.

Платье сидело, как влитое. Надя смущенно покраснела, покрутилась перед зеркалом и вздохнула:

— Господи, у меня столько проблем, а я меряю платье, как у королевишны. Это сумасшествие.

— Это Венеция, — улыбнулся Платон и пошел переодеваться.

Хозяин лавки зашел за ним в примерочную.

— Всё готово, не волнуйтесь. Он уже ждет снаружи в толпе.

— Спасибо! — шепнул Платон и вручил ему несколько банкнот.

— Всегда к вашим услугам, синьор, — учтиво поклонился хозяин лавки.

Они вышли из магазина. Надя замешкалась, приподнимая подол платья, так как вся узкая улочка была залита водой. Туристы весело расплескивали ее, вышагивая по мощеным булыжниками тротуарам.

— Ну вот, теперь я все время буду бояться запачкать или намочить эту красоту, — огорчилась Надя. — А еще… — договорить она не успела.

Перед ней появился мужчина в костюме шута. На колпаке, разделенном на два рога, звенели бубенчики. Он был без резиновых сапог. Шутовские туфли с длинными, загнутыми вверх носами, смотрелись странно и чужеродно в толпе, одетой в сапоги. Лицо было закрыто маской с нарисованной на ней жуткой улыбкой. В глазах, видневшихся в прорези маски, не было ничего веселого. Наоборот, они были настороженными и недобрыми.

— Боже мой! — в ужасе воскликнула Надя и прижала к себе Сережу.

— Мам, ты чего? — сын с удивлением посмотрел на нее.

— Не бойтесь, Надя, — улыбнулся Платон. — Он не причинит вреда. Обещаю!

— С детства боюсь клоунов, — прошептала Надя.

— Вы не одиноки, — Платон взял ее под руку. — Коулрофобия — боязнь клоунов — самая распространенная фобия в мире. При этом не признанная официальной психиатрией. Обожаю психиатров! Только они умеют не замечать общих страхов и не давать им названий. Зато у них в реестре заболеваний есть боязнь ватных палочек, которой болеют всего тридцать пациентов в мире. Кстати, это не клоун. Это — шут.

— Мне вот прямо сразу полегчало, ага, — кивнула Надя.

Шут, словно понимая, что его боятся, отошел на пару шагов, низко поклонился, зазвенел бубенчиками, поманил пальцем Надю, Платона и Сережу, и нырнул в узкий переулок.

— Пойдёмте за ним, — Платон потянул Надю за рукав.

— Нет, я не пойду! — заупрямилась она.

— Мам, ну это же приключение! — Серёжа взял ее за руку и первым шагнул в переулок. — Ну что ты, как маленькая?

— Боже мой! — прошептала Надя. — А нельзя было приключаться в номере, лежа на кровати? — с опаской и поминутно оглядываясь, она пошла в переулок.

— Я здесь и прикрываю спину, — улыбнулся Платон.

Шут привел их в тупик. Здесь никого не было: ни туристов, ни жилых подъездов. Только три кирпичные стены: справа, слева и впереди. Справа виднелась крошечная запертая лавчонка. Зато на ее двери висел черный ящик, украшенный золотой головой льва с раскрытой пастью.

— Бокка ди леоне, сеньор, — пропел шут и грозно зарычал.

— Что он говорит? — в ужасе прошептала Надя. — Почему рычит?

Шут вручил Платону черный фонарик, украшенный такой же, как на ящике, головой льва. Подпрыгнул, сделал сальто в воздухе, приземлился на ноги и, звеня, бубенцами на колпаке, унесся прочь.

— Бокка ди леоне — уста льва по-итальянски, — объяснил Платон. — Кроме масок и карнавалов Венеция придумала самую совершенную для своего времени тайную полицию. Слежка за гражданами, шпионаж, цензура писем — всё это в Венецианской республике 14–17 веков было отточено до совершенства. Естественно, ни одна тайная полиция не может существовать без банального стукачества. Поэтому власти Венеции, так называемый Совет Десяти, постановили разместить в каждом квартале города ящики для доносов. Украшались эти ящики головой льва, пасть которого и была отверстием, куда каждый добропорядочный венецианец мог бросить донос на соседа или недруга. Посему эти ящики и получили название «уста льва» — bocca di leone. Иногда вместо головы льва изображали злобный человеческий лик, — Платон решительно сунул руку в пасть льва.

— Не нужно! — испуганно воскликнула Надя и схватила Платона за рукав.

— Почему? — удивился Платон, шаря в ящике.

— А вдруг там что-то ужасное? Как вам не страшно так просто сунуть руку в темноту?

— Да как-то не думал об этом, — пожал плечами Платон и вдруг закричал: — Ой, нет, пожалуйста! Аааа! Больно же! Нет! Отпустите!

— Мамочки! Мама! — завизжала Надя.

Она бросилась к ящику, встала на цыпочки, схватила Платона за рукав, шепча:

— Сейчас! Я сейчас! Потерпите! — и вдруг увидела его смеющиеся глаза и закушенную, чтобы не расхохотаться, губу.

Сережа залился смехом. Платон не выдержал и захохотал вместе с ним.

— Мам, видела бы ты свое лицо, — корчился от смеха Сережа.

— Вы… вы… — Надя залилась краской. — Вы — дурак! — она хлопнула Платона по руке, которую он продолжал держать в ящике. — Вот оболдуй! Я чуть инфаркт не получила! Да как вам не стыдно?

Платон, рыдая от смеха, просипел: — Извините меня! Не удержался! — и вытащил руку с зажатым в ней черным конвертом.

— А ты тоже хорош, Сережа! — продолжала злиться Надя. — Как тебе не стыдно?

— Ну мамочка, не обижайся, пожалуйста! — взмолился Сережа.

— Какие же вы мужчины, вечные дети. И как спелись, а? Вот дураки! — тяжело дыша после пережитого испуга, Надя села на кромку тротуара. — Тьфу на вас! На обоих тьфу!

Сережа подбежал к ней и обнял. Надя шутя оттолкнула его.

— Уйди, противный мальчишка! — она хлопнула и его по руке. — Чтобы я еще раз вам двоим поверила — да никогда!

Платон подошёл к ней и протянул руку.

— Целая, — похвастался он. — И даже никем не укушенная.

— А вот и зря, — в сердцах сказала Надя. — Нужно было, чтобы вам там что-нибудь откусили.

— Совсэм? — потупив взгляд спросил Платон.

Сережа шумно вздохнул, изо всех сил сдерживаясь, и по примеру Платона опустил глаза вниз. На пару секунд наступила тишина. Но потом двое заговорщиков не выдержали, обменялись молниеносными взглядами и взорвались смехом.

— Вот оболдуи! — хихикнула Надя, глядя на них. — Неужели так смешно было?

— Ага, — подтвердил Сережа. — Я сейчас, я быстро, — передразнил он Надю, хватая Платона за рукав пиратской рубахи.

Платон закатил глаза и воскликнул, плача:

— Ой, нет, пожалуйста! Аааа! Больно же! Нет! Отпустите!

Надя захохотала вместе с ними и погрозила им кулаком:

— Ну подождите, я вам отомщу. Вы у меня еще попляшете. Оба! А что в конверте? — отсмеявшись, спросила она.

— Сейчас посмотрим, — Платон вскрыл чёрный конверт из вощеной бумаги.

Из него