Я взял чашку, отхлебнул.

– Черт, какой горячий… Не знаю, мне машины нравятся. Всякие.Разные. Кстати, я вчера получил свою первую зарплату! Семьсот долларов. Там напианино положил. Кстати, у меня будет своя команда разработчиков.

Отец вскинул брови, в глазах появился интерес.

– И что же будешь делать?

– Игру, – ответил я честно. – Игру, отец! Неворовать, не торговать, а именно творить.

Он скорбно покачал головой, глаза печальные, как вечныевопросы русской интеллигенции «Кто виноват?» и «Что делать?».

– А подумать только, чего бы ты смог добиться, если быне увяз в этих… игрушечках!

– Отец, но именно благодаря этим, как ты говоришь…

– Это не я говорю! – возразил он. – Это всеговорят!

– Все, – согласился я. – Отец, а ты тоже… как все?

Он поперхнулся, ибо для русского интеллигента, этакой аристократиидуха, как они себя считают, нет хуже подозрения, что они хоть в чем-то схожи«со всеми», с толпой, чернью, простым людом.

– Это базовое! – огрызнулся он. – Игры – этоне работа и не искусство! Это как… как эти тупоголовые, что ломают скамейки настадионах!.. А ты? Ты мог бы стать хорошим инженером! Прекраснымэлектронщиком, например. Ты знаешь железо, на глаз можешь отличить бракованнуюплату от рабочей. Рано или поздно у тебя был бы и офис, и машина получше.

Я стиснул зубы, смолчал. Он даже не знает, что у меняза машина, но уже говорит, что было бы лучше, если бы эти игры сгорели синимпламенем.

– Да, отец, – ответил я тоже печально, но уже какпечальный программист, – да, отец, ты прав.

Ибо первым выходит из спора тот, кто умнее, а я должен поддерживатьинтеллектуальный престиж нового поколения.

В кабинете Конона сидел Сергей. О чем-то говорилиприглушенными голосами. Я вежливо поздоровался, Конон указал на стул, ноне успел я пересечь это огромное пространство, за спиной хлопнула дверь.

Хренсман ворвался в кабинет возбужденный, заявил с порогавместо «здравствуйте»:

– У нас не правительство, а сексодром – сегодняопять кого-то сняли! Не поторопились мы с этой вашей… тьфу, язык сломишь,баймой?

Сергей сказал весело:

– Я знаю, Илья Юрьевич написал в своем завещании:«Будучи в здравом уме, все деньги потратил перед смертью…» В том числе ина эту байму. Но в то же время, шеф, экономисты обещают на следующий годэкономический подъем! Сразу на десять процентов. Может быть, и не разоримся на байме?Еще и купит ее какой придурок? Эти парни не всегда ж ошибаются. Вон предсказалиж восемнадцать из последних трех экономических спадов?

Конон буркнул:

– Экономисты предсказывают не потому, что знают будущее.У них спрашивают, вот и отвечают. Жалованье за что ж получают?А вообще, это виртуозы, которые завтра в точности знают, почему то, чтопредсказывали вчера, сегодня не случилось. Это как метеорологи, которые никогдане ошибаются в прогнозах погоды: это тупая погода все делает не так.

– Метеорологи, как и саперы, ошибаются только раз, –изрек Сергей. Подумав, добавил: – Но зато каждый день.

Конон спросил меня в упор:

– Ты уже со всеми договорился?

Я растерялся.

– Да нет еще… вроде бы…

Конон удивился:

– Нет? Но с кем-то уже поговорил?

– Нет, – ответил я упавшим голосом. –Я как-то ждал…

– Чего?

– Ну, сигнала… указания, цэу…

Он покачал головой. В глазах было явное осуждение.

– А ты сперва показался мне инициативнее. Как же тывыживешь в рыночных условиях? Да и байма у тебя получится… вяленькая.

Я застыл, не зная, что сказать. Бухгалтер и Сергейсмотрели на меня, как на чужого. Я начал догадываться, что у них сейчасбудет серьезный разговор, я ни к чему. Но не успел я отклеить зад от сиденьястула, Сергей сказал бодро:

– Илья Юрьевич изволит сказать, что… чтоб духа твоего здесьне было, пока не договоришься хотя бы с основным составом команды. Понял?А теперь вы-пол-няй!

Я подхватился, окрик такой, что даже моя нестроеваядуша встрепенулась и бросилась не то воевать, не то копать от забора и дообеда.

Вероника взглянула коротко, я пронесся через ее апартаменты,как будто на мне горели брюки.

Машину я оставил на стоянке перед воротами. Не стоитбеспокоить Костомара пустяками. Охранник засек, что я вышел из иномарки, но,судя по его виду, опель для него не машина, а машины начинаются с BMW и мерсов,а самые подходящие для этого дома – кадиллаки.

На этот раз я впервые без игр… то бишь баймов, и новенькихплат, зато в дорогой сумке цифровой фотоаппарат и мобильник. Надо бы прицепитьмобильник к поясу, но мне все чудится в этом некое хвастовство, не все могутпозволить себе их купить, вот и добираюсь к нему только после пятого звонка.

Академик открыл, прогудел заинтересованно:

– Рад вас видеть, Андрий. Вы заинтересовали меня своимсообщением.

Я пугливо посмотрел по сторонам.

– А где Изольда Ивановна?

– Где-то с подругами… Проходите, проходите.

Обычно друзья ведут сразу на кухню, там кофе, печенье,разговоры за жизнь, но в нашей среде людей третьего тысячелетия академик и ещепара клиентов, что все же клиенты, а не друзья, ведут в апартаменты к своимроскошным компам. Там наша особая кухня, там пируем, там в сообщениях, быстромдозвоне, стремительной перекачке и докачке – наше искрящееся шампанское,старый коньяк и даже лучшие в мире женщины!

Я покорно дал себя усадить на вертящееся кресло,академик грузно опустился в глубокое кресло в сторонке, сразу опустившись доуровня моих колен.

– Вы очень заняты, – сказал я, – так что я сразупо делу, из-за которого пришел. И стыдно, и нагло такое сказать… но я всеже решусь! Котляр Валентинович, нашелся один состоятельный человек, которыйберется финансировать… как бы вы подумали, что?

Он ответил без колебаний:

– Игру. У вас такое взволнованное и счастливое лицо,что даже женщина не смогла бы так вот вас… Поздравляю!

– Что женщина, – пробормотал я, – женщина –теперь это просто. Любая. Где угодно. А вот байм… это мы так уговорилиськомпьютерные игры называть, в отличие от прочих футболов и теннисов.А сами мы – баймеры…

Он слушал с живейшим интересом, и я рассказал все. Подробно,хотя старался, как мог, сократить речь, но меня несло, как Остапа, и яопомнился только тогда, когда моя рука отодвинула вторую чашку кофе. Кажется, явыпил и кофе самого Костомара.