Костомар покачал головой:

– Поздравляю. Искренне поздравляю.

– Спасибо! Для меня это в самом деле… До сих пор трясет, кактолько подумаю, что мне обещано. По крайней мере, есть гарантия… почтигарантия, что байму профинансируют до конца. То есть байма гарантированновыйдет!

Он кивнул.

– Догадываюсь, как много это значит для вас, Андрий.

– Котляр Валентинович, вы не догадываетесь, почему я к вам?Я могу сделать байму, но это будет байма, каких уже десятки. Я немогу сказать «сотни», тогда пришлось бы включать в список и шамусы с диггерами,но зачем заранее соглашаться на место в десятке, когда сейчас каждый мечтаетбыть обязательно на вершине списка?.. А вот ваши сценарии давно ходят порукам, и каждый из баймеров говорит, что интереснее их не встречал.

Он заулыбался, очень довольный. Похоже, вручи ему сейчасмеждународную премию или орден Подвязки, он не выглядел бы таким счастливым.

– Некоторые мне удаются, – сообщил он самодовольно.

– Некоторые? Да они все удались!.. Даже самый неинтересныйиз них на порядок интереснее тех, что сваяли в самой фирме-производителе.Потому я и подумал в первую очередь о вас. Если бы вы как-нибудь в порядкеисключения… в свободное время… да приняли бы какое-то посильное участие…

Я сбился, замолчал. Он смотрел на меня, как смотритстарый могучий лев на худосочного шелудивого львенка, который может со временемвымахать во взрослого льва, но может и подохнуть, что скорее всего, вот этимхудосочным и шелудивым.

– Состоятельный человек, – напомнил он синтересом. – Насколько состоятельный? Байму делать – это долго. Наэнтузиазме теперь не продержишься. Особенно в России. Если аппаратура особая непонадобится, то подкормка, подпитка… гм…

– Завтра поеду за мощным компом, – сообщил яторопливо. – Раз можно, то почему не взять графическую станцию? Вообще-тоу меня карт-бланш, даже на количество сотрудников. И на зарплату.

Он хитро прищурился:

– А сколько мне положите? Нет, кинете на лапу?

– Как скажете!

– Ладно, шучу. Если и поучаствую, то лишь в качестве добровольногоэнтузиаста. Вы затеваете очень трудное дело. Невероятно трудное. Я слежуза новостными сайтами, вижу, как разваливаются даже крепкие фирмы! Так это там,на Западе, где баймы делают давно, массово. Кроме того, у них дисциплина, анаши ваньки сразу же переругаются… Ладно, на меня можете рассчитывать.

– И еще, – сказал я совсем стесненно, – этотчеловек хочет увидеть всю нашу команду. Он пригласил нас всех к себе на дачу вгости. Понимаю, вы просто так не поедете, у старшего поколения сложные ритуалы,вы смотрите, кто кого должен пригласить первым, что сказать и как сказать, я вних ни фига не смыслю.

Он смотрел на меня покровительственно, стареющий лев,красивый и величественный. Я успел подумать, что такому гиганту по фигуритуалы, он все равно не уронит себя разговором, будь на другом конце проводабомж или президент страны…

Он сделал величественный жест в сторону телефона.

– Перестань трещать. Просто позвони.

Я постеснялся достать мобильник, чересчур будетпоказухой, подсел к телефону. Там долго не брали трубку, наконец раздалсясильный отчетливый голос, словно Конон стоял рядом:

– Алло?

– Илья Юрьевич, – сказал я торопливо, – я уакадемика Костомара. У вас есть что ему сказать?

– Передай трубку, – велел Конон.

Академик взял, я слышал голос Конона, но слов не разбирал.Костомар слушал, пару раз кивнул, мы все не можем избавиться от привычкижестикулировать при телефонных разговорах, будто собеседник видит, наконец онположил трубку, повернулся ко мне.

Я спросил с замиранием сердца:

– Ну… что?

– Договорились, – ответил он просто. – Оченьлюбезный человек. Пришлет машину к шести вечера.

Я шумно выдохнул, тяжелая гора свалилась с моих плеч ирассыпалась на мелкие камешки.

– А я боялся, что возникнут какие-то сложности!

– Сложности возникнут, – сказал он добродушно, –но не на этом этапе. А насчет ритуалов… Их нет только у детей и…очень-очень взрослых. К очень взрослым я отношу не по возрасту. А всеостальные, ты прав, в ритуалах как мухи в паутине.

Когда я уходил, мелькнула мысль, что очень-то взрослость нипри чем. Я не взрослый, но со мной и Конон, и Костомар как с равным очем-то более важном, чем возраст, чин или тугой кошелек. Как с посвященным. Каксобачники с собачником…

Мы все трое – люди одного мира, которые… которыевынужденно живем в этом мире средневековья и инстинктивно ищем себе подобных!

Аверьяна и Нинель я привез сам, а за Костомаром вусловленное время Конон прислал линкольн. Я впервые увидел кадиллак такойвысокой марки.

Нинель хотела было ехать на своей, я зашипел, а Аверьянткнул ее в ребра:

– Ты как разговариваешь с боссом? Социализьм вспомнила, псякрев? Будет тебе соцьялизм, будет, жуть ты живородящая!

– Молчу, молчу, – сказала Нинель и улыбнулась мнезаискивающе. – Босс, я тоже штрейкбрехер!

Солнце перешло на западную часть неба, небосвод грозноблистал, мир залит как расплавленным золотом, но все равно роскошный дуб давалгустую широкую тень, похожую на сумерки.

Аверьян даже замедлил шаг, глаза прикипели к исполинскомудереву, варежка распахнулась при виде такого навороченного дизайна.

– Тициан, – сказал он убежденно. – Или ИльяГлазунов. Или еще кто-то… Вон оттуда щас выйдет Аполлон в тирсе и с венком… Наветках бавкиды сидят, филемонов ждут! Какие ветви роскошные… А по кустамвсякие вакханки, вакханки, вакханки… Все томные, разогретые, в позахготовности… Ланиты всякие, перси, ягодицы…

Нинель пихнула его в бок. Аверьян поперхнулся. Дуб с каждымшагом разрастался, на столешнице уже тускло поблескивает антикварнаяметаллическая посуда. Нюрка заканчивает расставлять широкие вазы с горкамиотборного винограда, яблок, груш, персиков и узкие – с цветами.

Улыбнулась нам с Аверьяном, осмотрела критически Нинель, мнесказала одобрительно:

– Долой предрассудки – женщина тоже человек!..А вы, девушка, с этими тихонями берегите шерсть смолоду.

Нинель наморщила свой красивый узенький лобик.

– Это вы о чем?

Нюрка захохотала:

– О трудовых блуднях, конечно! Или вы не знаете, с кемприехали?

Нинель с великим удивлением воззрилась на меня.

– Это ты трудовой блудень? Вообще-то, если в профиль…

Я повел дланью:

– Садитесь, ждем-с. Мы на полчаса раньше. Боялся, чтоопоздаем. А нам по рангу еще не положено.