Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Русские бойцы в Чернобыльской зоне отчуждения в марте 2023 года
Глеб, вооруженный цифровой видеокамерой SONY, купленной еще в далеком 2005 году, был утром у заветного камня уже без одиннадцати минут девять. Не торопясь, он принялся тщательно снимать сам камень, а затем прошелся руками по его поверхности, и она ему показалась не по сезону теплой, особенно на ее участках, расположенных у щелей, что его, тут же озадачив, укрепило в решимости идти до конца. Он отметил в тетради приблизительную температуру поверхности камня у щелей и устремился по часовой стрелке на северо-западный край поляны, где находилась хата получеловека-полупризрака, как он его определил, Филона Кмиты-Чернобыльского. Вот уже перед ним показалась ее высокая камышовая крыша, и пока еще за деревьями едва виднелся плетень с нанизанными на подпирающие его оглобли малороссийскими макитрами. Ничего не изменилось за все то время, когда он повстречался в ней с ее сумрачным хозяином, перешедшим из человеческого состояния в разряд нежити. Подворье окутывал неплотный, пронизываемый лучами мягкого мартовского солнца туман, напоминавший нежное свечение богемского стекла, а повсюду царило оглушительное безмолвие. Полный завзятой решимости, но с едва скрываемым волнением – прошло столько лет! – он заснял камерой подворье и, пересекши его бодрой поступью, за мгновение до того, как зайти в дом, посмотрел на часы – они показывали 9.10. Странным образом дверь нисколько не скрипнула, когда он вошел внутрь, став посреди пустой без образов и распятий горницы с запахом деревянного пола, а то самое зеркало справа было завешено отрезом черного бархата с золотым полумесяцем посередине.
– Как приятно, старый знакомый. Чем обязан, пан ученый, вашим посещением? А вы еще, как вижу, все обследуете своим клятым фонарем, в который сзади глядите, ну это мы зараз исправим, – сзади него прозвучал давно знакомый голос.
Глеб Галашко словно онемел и резко повернулся к двери не в силах что-то ответить.
– Не утруждайте себя, пан ученый, – опять дохнул на него сзади тот же голос, и Глеба пронизал с затылка до оконечностей Ахиллова сухожилия на пятках мертвенный холод, – скоро ваши московиты уйдут, а на У крайне вновь воцарится Руина, воля и Руина, Руина и воля, но не для всех, разумеется – романтика прямо по поэме москаля и висельника Кондратия Рылеева «Войнаровский». Впрочем, ступайте к моему недоброжелателю и недругу Яну Потоцкому, некогда владевшему моим имением, и иже с ним – вас там давно дожидаются. Ну а ритуал жидов с Новогруд – ка и Подляшья, ставших хасидами, кого я и привел в Чернобыль, как видите, оказался весьма действенным. Итак, прощайте!
Припять в марте 2022 года
Закат над Припятью в зоне отчуждения. Вдали Чернобыльская АЭС с саркофагом над четвертым энергоблоком
Как только Глеб Галашко перекрестился, в тот же миг в распахнутую Кмитой-Чернобыльским дверь хаты влетела шаровая молния, прожегшая Глебу своим выскочившим языком сначала правый глаз, затем молниеносно последовали: удар, невыносимое жжение, темнота – и его душа, вдруг ощутив неимоверную легкость и блаженство, устремилась ввысь в мерцающее свечение далеко от грешной земли, от Украины, где разыгрывалась страшная трагедия под названием Руина – 2.0. По времени оказалось всего 9.11 утра, когда на Чернобогов камень спустился черный ворон, жалобно прокаркавший на нем целых одиннадцать минут. Затем он улетел, как будто бы растворившись в нежном дуновении лесного утра дня весеннего солнцестояния.
Русские в Чернобыле в марте 2022 года
Тем же утром Роман Беневоленский, находясь в своем просторном кабинете, который покинул украинский заместитель генерального директора, правил предназначенные для донесения в Москву отчеты по безопасности Чернобыльской станции и состоянии дел у саркофага четвертого энергоблока. Как вдруг висевшая за его спиной картина местного художника Степана Казимирчука «Ранняя весна в Полесье в окрестностях Припяти» гулко грохнулась на пол, развалив свое старорежимное обрамление из уже позеленевшей советской твореной позолоты. Все банально: не выдержал единственный гвоздь, на котором и висело полотно. Советник Росатома взглянул на часы: ровно 9.11, а затем вызвал рядового сотрудника Росгвардии, осуществлявшей охрану ЧАЭС, и хотел было попросить его сбить распавшуюся рамку и повесить на новый более крупный гвоздь, как вдруг передумал и приказал свернуть полотно, отправив его полевой почтой в адрес своего ведомства в Москву. А дальше нахлынули нехорошие предчувствия – он неоднократно пытался дозвониться Глебу, но голос по-украински и английский отвечал, что номер вне зоны действия сети. Затем он вызвал подполковника Вихнянского и посоветовался с ним о поиске друга. Тот ничто-же сумняшеся и в мгновение ока дал команду командиру первой роты капитану Петру Нестеренко направить один из ее взводов на обнаружение сталкера Глеба Галашко, распорядившись, чтобы капитан лично возглавил поисковые мероприятия. К полудню военнослужащие уже достигли на двух БМД Чернобогова камня… Они нашли пресловутую и почему-то нетронутую пожаром хату и к обеду уже доставили сильно обожженное тело Глеба Галашко вместе с расплавившимися телефоном и видеокамерой, превратившимися в пластиковую кашу, для опознания на ЧАЭС, что не составило труда. Больше всего повезло тетради наблюдений зоны отчуждения: она выгорела снаружи и по краям, а посередине была сильно обезображена, вероятно, из-за температуры горения и дыма, так что записанное Глебом оказалось почти неразличимым, но все же один лист в первой ее трети оказался чудесным образом целым – это была