Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места.

Его похоронили 6 апреля 2022 года в Москве на Троекуровском кладбище. Присутствующий на гражданской панихиде в морге госпиталя Бурденко глава Росатома, выразив глубокое соболезнование и засвидетельствовав искреннее почтение к семейству погибшего за Отечество офицера и профессионала-атомщика, передал его вдове Анастасии и сыновьям Борису и Глебу картину художника Степана Казимирчука «Ранняя весна в Полесье в окрестностях Припяти», полученную экспедицией Росатома в день его смерти от тяжелых ранений – 30 марта.

Новелла четвертая

Вечно возвращающаяся история

Ну а на грани ночи и утра праздника Благовещения Пресвятой Богородицы 7 апреля того же года от памятника святому равноапостольному князю Владимиру на прежнем Александровском спуске к Днепру, где ныне расположен парк «Владимирская горка», а в XVIII столетии находились виноградники Михайловского златоверхого монастыря, едва заметно и неслышно окутанные в синевато-серую речную дымку, характерную для этого времени года, отъехали, не отбрасывая теней и почти не касаясь земли, на быстроногих скакунах, черном и белом, два всадника при мечах и в боярских шапках, облаченные один в посеребренные, а другой в вороненые доспехи: путь их лежал вдоль Днепра на север. Доскакав подобным образом до Вышгорода и миновав его, когда рассвет только входил в свои права, они остановились и, резко обернувшись, бросили в последний раз свои мимолетные проникновенные взгляды с резко проблеснувшей слезинкой в левых глазах обоих (на их правых глазах находились черные повязки) на местную церковь первых русских святых – братьев Бориса и Глеба. Они перекрестились на нее и затем еще какое-то время незвучно ехали по берегу Киевского водохранилища и, достигнув края земли, где многими столетиями впадала в Днепр древлянская Припять, они снова замерли на мгновение, а услышав клекот парящего вкруговую над ними ворона, когда стало уже совсем светло, витязь в посеребренных доспехах сказал своему бравому соратнику в вороненых латах:

– Вот и достигли мы с тобой кромки Чернобогова царства. Что ж, прощайся с ним здесь на земле, брат Глеб! А все же не прав был поэт Геннадий Шпаликов: иногда стоит возвращаться в прежние места.

– Согласен, брат Роман! Ну с Богом, а Чернобогов крук уже с нами.

Их скакуны оторвались от земли с восторженным каркающим клекотом угольно-черной птицы, заскользив, заблистав своими подковами по утренней глади повсюду расплескавшегося над Полесьем неба, еще не растревоженного отзвуками набирающей обороты военной крамолы, и унося седоков в бескрайние просторы космоса. Вскоре они совершенно растворились, исчезнув из вида, и только уменьшающаяся черная точка ворона неслась вперед, преодолевая миры и пространства, неотвратимо приближаясь к лимбу, где две братские души должны были обрести покой.

Войдя в атмосферу планеты ΧΑΩ, они спустились очень близко к ее поверхности и ворон Феникс показал им южную сторону озера Адбалы, на несколько километров вдоль и от берега заросшую местными кувшинками, похожими на земные цветы такого же рода, но более крупными и отличающимися особым ароматным благоуханием, изрядно испробовав которое, можно было заснуть на целые сутки, характерные для ΧΑΩ, предавшись сладостным галлюцинациям, что однажды и случилось с душой любителя крепкого табака в земной жизни физика Роберта Оппенгеймера. За кувшинковыми полями озера присматривала все та же служившая здесь садовником душа Артура Эдварда Уэйта, осматривавшая их на своей венецианской гондоле и располагавшая антидотом от их запаха. Они спешились, отпустив своих небесных коней, черного и белого, у парадного входа дворца королевского искусства, где их встречали душа Елены Сергеевны Нюренберг и Бонифаччо, явно недовольного вновь прибывшими душами гостей-обитателей этого дома знаний и пытавшегося даже исподтишка напасть на присевшего было передохнуть рядом Феникса, но получившего от него решительный отпор клювом и скрывшегося затем, вероятно, в поисках вина и компаньонов, с недовольным мяуканьем и растопыренной шерстью в глубине дворца, не успев отяготить новых постояльцев своим изощренным кошачьим рассудком.

В сопровождении души Елены Николаевны Нюренберг души Романа Беневоленского и Глеба Галашко вошли во дворец и в уютном фойе, расположившись на креслах, сработанных в несколько громоздком викторианском стиле, присоединились к беседе душ Михаила Булгакова, Якова Голосовкера и графа Ивана Потоцкого.

– Не смущайтесь, соотечественники и киевляне, – промолвила душа автора «Мастера и Маргариты», внимательно взирая на вошедшие в древнерусских доспехах души, – ах вам, безусловно, следует переоблачиться, поскольку сегодня вечером у нас состоится премьера новой постановки оперы «Волшебная флейта» Моцарта, в которой роль принца Тамино исполнит великолепный русско-шведский тенор Николай Гедда, а за дирижерским пультом будет непревзойденный Герберт фон Караян. Елена Сергеевна уже распорядилась приготовить для вас лучшие смокинги, находящиеся в гардеробе нашего дворца. После нашей беседы с вас снимет замеры камердинер Курт Шульц и подберет их из уже имеющегося у нас. А посему смелее, милостивые государи. Впрочем, «Волшебная флейта» – опера о посвятительном крещении или испытаниях людей водой и огнем в земной жизни, которые вы с честью прошли, получив свое посвящение еще в соприкосновении с испепеляющим излучением Чернобыля, связавшим до конца земных дней ваши две судьбы. Но Бог милостив – и вот вы среди нас. Отныне для вас начинается новая жизнь в лимбе упокоения, а опера иногда посещающего наш дворец Вольфганга Амадея Моцарта о франкмасонских ордалиях явится окончательной точкой, подытоживающей ваше витиеватое у обоих земное бытие. Как знать, возможно, когда-нибудь в грядущем Господь вновь призовет вас обоих на землю совершить достойный небес подвиг, но не сегодня и, полагаю, даже не завтра. Не так ли, Яков Эммануилович?

На этом душа Булгакова резко прервала свою приветственную речь, с мягкой строгостью посмотрев исподлобья на немного оцепеневшую душу Голосовкера.

– Все так, досточтимый мастер, – взбодрившись, ответила душа последнего, – просто предаюсь ностальгии, увидев двух красавцев, еще недавно находившихся и гулявших по Киеву и Москве. Как видим, в Киеве ничего не меняется, а старый спор, как писать и произносить кит или кот, – в сей миг душа Голосовкера оглянулась на вальяжно бродившего на безопасном от них удалении, но все слышавшего Бонифаччо, сразу повернувшегося задом с пушистым хвостом к честной компании, – обрел поистине очертания кровавой фантасмагории.

Выражение «двух красавцев» у души Голосовкера прозвучало с нотками суровой иронии, так как она наблюдала черные повязки на месте заживающих правых глаз душ Романа Беневоленского и Глеба Галашко.

– Хочу выразить от себя вам личную благодарность, братья, – уверенно вступила в разговор душа графа Иван Потоцкого. – Итак, по быстро достигающим и нашу неспешную по времени планету ΧΑΩ слухам из Предвечного Совета тело Филона Кмиты-Чернобыльского (моего предшественника по имению в Пикове) наконец преставилось