– Во-первых, мне нравится удивлять, а порой и шокировать. Во-вторых, если ты покупаешь дорогую, но не уникальную вещь, то всегда рискуешь нарваться на бабу в таком же платье. А если она красивее и моложе?

– Брось. Ты…

– Андрюша, тс-с-с, – она приложила палец к губам, – не трать свой пыл, я себе цену знаю. И хорошо помню, что написано у меня в паспорте. Но я довольна своим возрастом. Кстати, я не успела назвать третью и самую важную причину, по которой заказывала у тебя вещи. – Она сделала паузу. – Мне нравится то, что ты делаешь. И сам ты тоже. – Она подошла совсем близко, прижалась. Подбородок Андрея соразмерно лег в теплую выемку между ее шеей и плечом.

С ней было спокойно. Полноватая, но грациозная, она легко двигалась, легко меняла планы, легко соглашалась на секс – или его отсутствие. Смеялась негромко, грустила незаметно, спала беззвучно. Спустя неделю Андрей понял: надо уходить. Пока снова не прирос к чужому дому; к женщине, которая завтра, через неделю, через год укажет ему на дверь или сделает еще что-то, чего он просто не выдержит.

Квартиру он снял в середине января и вечером того же дня сообщил об этом Жанне.

– Не дело указывать взрослому мужику, что и как делать. Но ты хоть бы предупредил меня заранее. Что, надоела уже? Быстро.

На уговоры, частью которых неизбежно стал секс, он потратил не так уж много времени, если учесть, что поначалу Жанна была всерьез обижена, едва ли не оскорблена.

– Ладно, – сказала она, потягиваясь в постели, – может, ты и прав. Про свежесть чувств и прочее. К тому же это на праздниках я вольная пташечка, а когда на работу надо ходить – всякое бывает. Сегодня пораньше ушла, а бывает, что до полночи сижу.

– Кстати, о работе. – Андрей сел, потянулся за футболкой: его знобило. – Ты не могла бы мне помочь?..

Когда Жанна поняла, что он просит не о поиске для него новых клиенток, а о так называемой «нормальной» работе, она удивилась и расстроилась. Андрей коротко объяснил: «Мне нужны деньги. Много. Если можешь, помоги». В подробности он вдаваться не стал, потому что и сам пока не мог объяснить, почему он совсем, абсолютно, категорически не хочет больше шить. Нетерпение, с которым он прежде разворачивал новый отрез, казалось теперь противоестественным; кольца ножниц представлялись символом умершей привязанности. И сама мысль о возврате к ремеслу, недавно бесценному и неотменимому, вызывала у Андрея беспомощность, самую мучительную из возможных – ту, которая из сна.

К счастью, Жанна подробностей и не требовала. Поняв, что решение он принял, задала всего пару вопросов: об образовании и степени его щепетильности. Про первое сказала: «Хорошо бы, конечно, чтоб высшее экономическое, но нет так нет. Купим». Второе пояснила: «Если хочешь много, придется поступиться кое-какими принципами. Не глобально и без махровой уголовщины, но придется. Если готов, то за год-два, максимум за пять заработаешь себе на квартиру в Москве».

За две недели Андрей оформил себе регистрацию и медицинский полис, получил ИНН и СНИЛС, купил пару приличных костюмов, неудобные туфли, десяток рубашек и три галстука. Диплом второсортного экономического вуза ему подарила Жанна, предварительно попросив нужные сведения.

Через три недели он вышел на работу.

Отделение банка, куда его устроила Жанна, оказалось небольшим, уютным и располагалось всего в нескольких станциях метро от съемной квартиры. Он быстро со всеми познакомился, но друзей не завел; зато начальник отделения, которому Жанна, по всей видимости, шепнула пару нужных слов, сразу взял его под крыло.

Накануне того дня, когда Валька позвонил и убитым голосом зачитал телеграмму из трех слов: «Мама умерла. Приезжай», Андрей достал из арендованной банковской ячейки небольшую стопку оливково-зеленых купюр: нужно было внести аванс за квартиру. Пересчитывать остаток не пришлось: он знал сумму наизусть и даже помнил, что на одной из купюр есть надпись: «Ищу хорошево мужа». Был там и номер мобильного, но адресатом послания Андрей себя ни в коей мере не считал.

На собственное жилье ему хватало уже давно. А он все тянул с решением, хотя хоромы вроде Жанниных ему были не нужны. Однушка, максимум двушка и лучше «вторичка», чтоб сразу жить, а не колупаться полгода с ремонтом. «Еще немного, – думал он перед сном, глядя на экран старого телевизора, в котором отражался зеленый плафон бра, – а потом – все сразу: квартиру, мебель, технику. Может, даже машину. Буду ездить… куда, черт побери, мне ездить? Придумаю. Куплю машину – и придумаю. Но сначала квартиру».

Вариант подвернулся неожиданно. И опять от Жанны, которой вообще нравилась роль феи. Впрочем, ее покровительство было ненавязчивым. При встрече она словно между делом спрашивала: «Как дела на работе? Не обижают?» Он корчил зверскую рожу: дескать, кто меня обидит, тот и дня не проживет. Но в душе был ей благодарен.

Приезжая в их отделение (она занимала высокий пост, сидела в головном офисе и у них бывала нечасто), она делала вид, что с Андреем незнакома. Но однажды после ее визита Андрей услышал разговор двух операционисток:

– Вот же сука! Хозяйничает здесь как у себя дома.

– Стерва крашеная. Ты знаешь, что Олежку из-за нее уволили? Чтоб место ее очередному хахалю освободить.

– Да знаю я. Все знают. Олежка, кстати, тоже ее трахал.

– Да ладно! Правда? Значит, плохо трахал, – обе шепотом захихикали.

– Ага. А этот недоросток, видать, справляется лучше.

Андрей, которому надоело слушать гадости, демонстративно прошел мимо, заставив девиц замолчать.

Он запомнил тот разговор, хотя ревновать к незнакомому Олежке было глупо, к кому бы то ни было другому – тоже. Их отношения с Жанной были похожи на шов машинки, пропускающей стежки. Тук-тук-тук – стежок. Тук-тук – стежок. Встречи раз-два в неделю, в промежутке – ни театров, ни ресторанов, ни даже звонков. Идущие параллельно жизни, лишь изредка скрепляемые нитью секса, необязательных разговоров и совместной еды. Андрей никогда не приезжал, не согласовав заранее день и время; Жанна с какого-то момента перестала уговаривать его переехать к ней.

В тот раз она позвонила сама, попросила приехать и, увернувшись от его уже почти супружеских объятий, повела на кухню. Вид у нее был расстроенный, глаза красные.

– Не смотри на меня, я сегодня не в форме. – Она потерла лоб, обхватила голову руками.

– Что случилось? Жанн. Ну что ты молчишь? И куда мне смотреть, если не на тебя? Ну, хорошо, буду смотреть в окно или на бутылку и рюмку могу. Давай, говори уже. Мы же